Законник.
Шрифт:
…Поиски последнего кристалла длились минут двадцать. За это время Брюзга трижды перетаскивал мое ложе с места на место, раза четыре переставлял всю остальную мебель, и дважды ронял на пол чучело медвежонка.
Естественно, настроения это Брюзге не улучшало, и к моменту, когда он издал ликующий вопль, я был морально готов к тому, что он в раздражении все-таки заденет одну из торчащих из моего тела игл.
Не задел! Но порадоваться этому я не успел — через пару минут, закончив манипуляции с кристаллами, он прикоснулся серебряными нитями к металлическим штырям, торчащим из банок Силы, и меня выгнуло коромыслом.
Несколько
— Отлично…
Со словом 'отлично' я был не согласен, но бурчать был не в состоянии. И поэтому промолчал. Как оказалось, совершенно правильно — громыхнув чем-то железным, Вельс негромко выругался и затих. А потом до меня донесся его расстроенный вздох:
— Э-э-эх… Пока я тут вожусь со своими иглами, люди придумывают та-а-акие вещи…
— Какие, Вельс? — тут же поинтересовался я.
Услышав свой любимый вопрос, Брюзга тут же забыл про окружающую действительность и затараторил:
— Человек — это чрезвычайно сложное создание. Для того чтобы разобраться с процессами, происходящими в нашем организме, требуется уйма времени, опытный материал и светлая голова. Нет, не так: требуются сотни лет, десятки тысяч пациентов, а еще — знания и опыт всех тех мыслителей, которые трудились над схожими проблемами…
…Понять, что именно так удивило Брюзгу, мне удалось только к самому концу процедуры. Когда он решил, что я проникся достаточным уважением к медицине и по достоинству оценил подвижнический труд тех, кто 'несет людям свет и добро':
— Вы понимаете, что эта юная девушка умудрилась вторгнуться в святая святых человеческого тела — его мозг! И не просто вторгнуться, но и создать в нем вторую личность!
— Пожалуй, не понимаю… — признался я.
— В теле этого равсара живут два независимых человека! Один — это он сам. Со всеми его привычками, памятью и жизненным опытом… Второй — тоже он, но несколько другой…
— Несколько?
Брюзга зарычал:
— Когда телом командует первый, по тюремной камере мечется хищник, одержимый жаждой мести! Воин, знающий, кто виноват в том, что он попал в плен и что погибли его вассалы, и лелеющий планы убийства принцессы! Вы бы видели его взгляды, когда она появляется по другую сторону решетки — от них плавится железо и трескаются камни… Однако стоит ее высочеству произнести ключевое слово — и этот зверь куда-то пропадает, уступая место влюбленному в богиню верующему. Эта новая личность не понимает, что она находится в тюрьме, не помнит, что стоящая перед ним девушка виновна в смерти его воинов и не испытывает никаких чувств, кроме обожания и безумной страсти. Скажите, молодой господин, ну как такое может быть? Куда деваются его мысли? Воспоминания? Ненависть, наконец? Я наблюдаю за ним двое суток — и так ничего и не понял…
— А расспросить саму принцессу не пытался? — поинтересовался я.
— Конечно, пытался… Молчит… И грустно улыбается…
— А что говорит Кузнечик? — зачем-то спросил я.
— Твой Кузнечик — на ее стороне. Говорит, что девочке нужно время, чтобы поверить… А где у меня это самое временя? Мне же не пятнадцать лет! Понимаешь, я хочу разобраться, как она это делает! И чем скорее — тем лучше…
'Поверить…' — закрыв глаза, мысленно повторил я. И
— Молодой господин, вы меня вообще слышите? — задав какой-то вопрос и не получив ответа, воскликнул Вельс.
— Да, слышу… — буркнул я.
— Во что поверить-то? В то, что я не воспользуюсь этим знанием во зло?
— Знаешь, где она провела весь последний год? — вопросом на вопрос ответил я.
— Где?
— В королевской тюрьме Свейрена. Помогала королевскому палачу выбивать признания из воров, грабителей и убийц. Каждый день, с рассвета и до заката. Без праздников и выходных. Представляешь?
— Н-нет… — ошарашенно выдохнул Брюзга. — И за что ее туда отправили?
— В Делирии престол наследуется только сыновьями, рожденными второй женой правящего короля из династии Рендарров. Сыновей, рожденных первой женой, убивают. А дочерей… дочерей сначала воспитывают Видящими, а после совершеннолетия отправляют в Кошмар. У них нет будущего, Вельс. Никакого. А, значит, и веры тоже нет…
— Зачем? — после небольшой паузы спросил Брюзга.
— Насколько я понял рассказ ее высочества, все объясняется очень просто. Первой королевой Делирии становится женщина из рода Нейзер, носитель дара, и будущая Видящая. Цель ее существования — обеспечить безопасность короля. И все!!!
— А вторая королева?
— Второй королевой может стать кто угодно. Соответственно, от нее требуется здоровье, красота и плодовитость…
— Вы хотите сказать, что все это — следствие заботы о чистоте королевской крови и о здоровье рода?
— Да. Близкородственные браки ведут к вырождению. А мужчины из династии Рендарр истово заботятся о будущем…
— Но это… это… это чудовищно!
— Угу… — вздохнул я. И, вспомнив фразу, сказанную мне принцессой Илзе, добавил: — Игра ума. И полное отсутствие чувств…
Глава 33. Граф Дартэн Ратский
…Перед поворотом на улицу Роз карета резко дернулась вправо. Потом снаружи раздалась ругань кучера, щелкнул кнут, а мгновением позже — зашелестел покидающий ножны меч.
— Эй, ты! Замри!! Оружие в ножны!!!
Услышав рев десятника Вакши, граф Ратский раздраженно выругался, сдвинул в сторону занавеску и выглянул на улицу. Пытаясь высмотреть наглеца, который посмел не выполнить приказ сотрудника Тайной канцелярии.
Наглецом оказался молодой воин в изорванной и забрызганной кровью кольчуге, с покрытыми пеплом волосами и на редкость чумазым лицом. Сжимая в руке обнаженный меч, он несся следом за каретой и не обращал никакого внимания на приказы догоняющих его всадников:
— Тварь! Остановись!! Я забью твой кнут тебе в глотку!!!
Рассмотрев цвета полуоторванной нашивки на плече самоубийцы, граф Дартэн удивленно приподнял бровь, а потом зарычал:
— Лорри! Останови карету!! Немедленно!!!
Потом повернулся к сидящему напротив командиру Особой сотни, и хмуро поинтересовался:
— Скажи-ка мне, Виллар, что делает вассал графа Гайоса на улице Горшечников, в двух кварталах от городского дома Ранмарков?
Сотник подскочил на месте, виновато посмотрел на начальство, потом метнулся к двери кареты, и, высунувшись наружу чуть ли не по пояс, уставился на мальчишку. Несколько мгновений тишины, и граф Дартэн чуть не оглох от его вопля: