Законный брак
Шрифт:
Однако оказалось, что многим нашим близким хотелось бы почтить это событие приличествующей случаю церемонией, – и моя сестра была одной из них. Она мягко, но настойчиво засыпала меня письмами из Филадельфии, предлагая по возвращении устроить свадебную вечеринку у себя дома. Ничего слишком роскошного, но всё же…
При одной мысли об этом у меня потели ладони. Я возражала, твердила, что это необязательно, что мы с Фелипе не хотим… Тогда Кэтрин в следующем письме написала:
«А что, если я просто устрою вечеринку для себя, а вы с Фелипе как будто зайдете в гости? Можно будет хотя бы поднять тост за молодоженов?»
Но я даже этого ей не разрешила.
Кэтрин не унималась:
«А что, если вы придете ко мне домой и я устрою большую вечеринку, – но вам, ребята, даже не надо
По какой-то странной, необъяснимой, ненормальной причине даже это было страшно.
Попытавшись разобраться в причинах своего неприятия публичной свадебной церемонии, я пришла к выводу, что отчасти оно объясняется простым смущением. Очень стыдно стоять перед родными и друзьями, многие из которых были гостями и на первой моей свадьбе, и снова-здорово торжественно клясться в вечной любви. Разве они эту пластинку уже не слышали? Когда часто бросаешься такими словами, в них и верится с трудом. Да и Фелипе тоже клялся в верности до гроба, а в результате развелся через семнадцать лет. Ну и что мы за парочка? Перефразируя Оскара Уайльда, один развод можно списать на несчастное стечение обстоятельств, но вот два уже попахивают преступной халатностью.
Кроме того, никогда не забуду, что сказала по этому поводу ведущая рубрики по этикету мисс Хорошие Манеры. Хотя она убеждена, что каждый может жениться столько, сколько ему заблагорассудится, устраивать больше одной шикарной свадьбы все же строго не рекомендуется. (Вам может показаться, что это унылая протестантская точка зрения, однако, как ни странно, у хмонгов тоже есть такое правило. Когда я спросила бабулю-хмонг из Вьетнама, как у них принято справлять вторую свадьбу, та ответила: «Так же, как и первую, – только свиней на угощение режут меньше».)
Мало того, когда вторую или третью свадьбу отмечают с размахом, родственники и друзья оказываются в неловком положении – должны ли они снова осыпать невесту-рецидивистку подарками и знаками повышенного внимания? Ответ очевиден: нет. Мисс Хорошие Манеры спокойно разъясняет читателям, что хороший тон в данном случае – вовсе воздержаться от подарков и чрезмерных восторгов и просто написать «серийной невесте» открытку, сообщив ей, как вы рады ее счастью, и пожелать ей всех благ, в особенности следя за тем, чтобы при этом нигде не прозвучало словосочетания «на этот раз».
Одни только эти три коротких осуждающих слова – «на этот раз» – заставляют меня морщиться от неловкости. Но от правды никуда не денешься. Воспоминания о прошлом разе еще не утихли и по-прежнему причиняют боль. Мне также не нравится мысль о том, что гости на второй свадьбе будут думать о первом муже невесты не меньше, чем о втором. Да что уж там, и сама невеста в этот день наверняка да вспомнит бывшего мужа. Первые мужья, как я уже выяснила, никуда не пропадают, даже если с ними перестаешь общаться. Они превращаются в призраков и прячутся по углам наших новых любовных романов, никогда окончательно не исчезая из виду и материализуясь в нашем сознании, когда им заблагорассудится, – с неприятными комментариями или обидной, но правдивой критикой. «Мы знаем тебя лучше, чем ты сама», – говорят нам призраки бывших мужей, а ведь знают они нас, увы, не с самой лицеприятной стороны.
«В постели разведенного мужчины, который берет в жены разведенную женщину, отныне лежат четверо», – говорится в Талмуде четвертого века. Так и есть – бывшие супруги нередко по-прежнему спят с нами в одной кровати. Мне, к примеру, до сих пор снится бывший муж, и гораздо чаще, чем я предполагала, когда разводилась с ним. Как правило, эти сны тревожны и непонятны. И лишь изредка намекают на возможную дружбу или примирение. Однако какое это имеет значение: ведь я не могу контролировать сны или прекратить их вовсе. Бывший муж возникает в моем бессознательном когда захочет и входит без стука. У него по-прежнему есть ключи. Фелипе тоже снится его бывшая жена. Господи, да она даже мне снится! Иногда мне снится новая
Моя подруга Энн – она развелась двадцать лет назад и ныне счастлива с новым мужем, который намного ее старше, – уверяет меня, что со временем это пройдет. Она клянется, что призраки растворятся и наступит время, когда я перестану вспоминать о бывшем муже. Не знаю, что и думать. Сложно представить, что это когда-либо произойдет. Станет полегче – да, возможно, но вряд ли я когда-нибудь совсем перестану думать о первом муже, потому что наш брак оборвался так некрасиво, так многое осталось неразрешенным. Мы так и не пришли к общему мнению насчет того, что же у нас не сложилось. Меня, по правде говоря, просто потрясло такое несовпадение мнений. Кардинально противоположные взгляды на мир доказывали, что нам, пожалуй, вообще никогда не следовало быть вместе; мы были единственными свидетелями кончины нашего брака и покинули место происшествия с совершенно разными рассказами о том, что же случилось. Отсюда, наверное, и смутное чувство неразрешенности, что преследует меня по сей день. Пусть мы с бывшим мужем теперь живем по отдельности, он по-прежнему приходит в мои сны в виде призрака, который все еще выясняет, спорит и пересматривает вечный протокол нашего неоконченного дела с тысячи разных углов. И это меня очень смущает. И пугает. Всё-таки речь идет о призраке, а мне не хочется его провоцировать, устраивая громкую и роскошную праздничную церемонию.
Была еще одна причина, по которой мы с Фелипе не хотели обмениваться церемониальными обетами, – ведь мы это уже сделали. Мы уже обменялись клятвами на собственной церемонии, которую сами и придумали. Это произошло в Ноксвилле, в апреле 2005 года, когда мы поселились в том старом отеле на площади. Как-то раз мы пошли и купили друг другу по простому золотому кольцу. Потом записали наши обещания на бумаге и зачитали их вслух. Надели кольца на пальцы, запечатлели обет поцелуем и слезами – ив общем-то всё. Нам обоим казалось, что этого достаточно. В наших сердцах мы были женаты во всех смыслах этого слова.
Никто не присутствовал на этой церемонии, кроме нас двоих (и, смею надеяться, Господа Бога). И никому не было дела до наших обетов (кроме нас двоих и опять же, надеюсь, Бога). Представьте, к примеру, как бы отреагировали сотрудники Министерства национальной безопасности из аэропорта Далласа, попытайся я их убедить, что частная церемония, проведенная в гостиничном номере в Ноксвилле, каким-то образом делает нас с Фелипе законными супругами?
Похоже, людей раздражало (причем даже наших близких, которые нас любили), что мы с Фелипе разгуливаем в обручальных кольцах, не зарегистрировав брак официально, по закону. Все считали наше поведение в лучшем случае непонятным, а в худшем – достойным жалости. «Нет! – возмутился мой друг Брайан в письме из Северной Каролины, когда я сообщила ему, что мы с Фелипе недавно обменялись „собственными" обетами. – Так нельзя! Этого недостаточно! Должна же у вас быть настоящая свадьба!»
Мы с Брайаном несколько недель спорили по этому поводу, и меня, если честно, удивила его непримиримость в этом вопросе. Я-то думала, что уж он точно поймет, почему мы с Фелипе не хотим устраивать публичную официальную церемонию лишь для того, чтобы угодить чужим общественным условностям. Брайан – один из самых счастливых женатых мужчин, которых я знаю (его привязанность к Линде не знает границ и наполняет слово женолюб совсем другим смыслом), – и среди моих друзей он больше всех презирает условности. Для него вообще не существует социальных норм. По сути, Брайан – язычник с докторской степенью, живущий в лесной чаще в хижине с биотуалетом. Мисс Хорошие Манеры упала бы в обморок, познакомившись с ним. Но почему-то Брайан упорно настаивал, что придуманные обеты, произнесенные пред лицом одного лишь Господа, не считаются браком.