Законодатель. Том 1. От Саламина до Ареопага
Шрифт:
Войдя во двор, представлявший из себя огромную площадь, Солон долго рассматривал наружность постройки и всё, что её окружало. По эллинским меркам в таких домах могли жить только богатейшие цари, а то и вовсе боги. Во всяком случае, не жрецы. За домом располагались огромный сад, великолепные беседки, озеро, галереи и какие-то совершенно непонятные, химерические изваяния. Солон, подобно ребёнку, восхищённо присматривался к этим прелестям и только молча покачивал головой. Жрец с любопытством взирал на гостя и с довольным видом сопровождал его оценивающим взглядом. Как бы отвечая на незаданный вопрос купца, хозяин с достоинством произнёс:
– Да, здесь божественно красиво. Красота была и есть неотъемлемая часть религии и жреческого промысла. Слуге Амона, то есть мне, следует жить надлежащим
– Особенно в кошельке, – иронизируя, сказал гость.
Менхофра ничего не ответил на скрытый упрёк, будто бы и вовсе не слышал его или в глубинах души полагал, что он к нему не имеет отношения. Но про себя сказал: «Кошелёк – важнейшее свидетельство человеческого разума, главный показатель человеческой состоятельности». Дав Солону вволю налюбоваться видом дома и окружавшими его красотами, служитель великого Бога пригласил афинянина войти внутрь. Увиденная обстановка внутри здания превзошла все ожидания гостя. Солону показалось, что дворец жреца является продолжением храма Амона, а вернее его началом. Великолепные колонны, росписи, статуэтки в точности напоминали те, которые имелись в храме. Разве что не доставало таинственных храмовых надписей.
Взирая на невиданную и неслыханную роскошь, Солон не удержался и замысловато сказал то ли себе, то ли жрецу:
– Если по сравнению с Эзопом и многими афинянами я богатый человек, то относительно тебя, Менхофра, я нищий.
– У тебя достаточно сокровищ иного рода, – незамедлительно ответил ему жрец. – Они не уступают в цене этому зданию и всему тому, что находится в нём. О таких сокровищах, Солон, мечтают многие, но купить их невозможно ни за какие деньги. Значимость их гораздо выше, нежели стоимость любой постройки. Дух ценнее и краше любого камня. Он привлекательнее, прочнее и устойчивее его. Дух твёрже мрамора и гранита. Тут иногда даже Амон бессилен изменить сие положение вещей; я тем более. Я более чем убеждён, о моём дворце забудут на следующий же день, как только его снесут. А о тебе будут помнить долго.
Хозяина и гостя у входа в дом встречала вся домашняя челядь во главе со старшим сыном жреца – также жрецом. Человек пятьдесят, образовав коридор из четырёх рядов, низко склонив головы, встречали и приветствовали их.
– Достойнейший из мужей Эллады – Солон, сын Эксекестида из царского рода Кодридов, – так высокопарно представил Менхофра гостя своим домашним. Тем самым он желал подчеркнуть, какие люди бывают в его доме и какие блюда надлежит им подавать.
За огромным обеденным столом восседали только двое – фиванский жрец и афинский купец. Что может быть удивительней? Стол на двоих, что может быть сокровенней. Вначале пирующим были поданы изысканные египетские блюда, о которых Солон даже не слышал, не то чтобы когда-то вкушал. Жрец ел мало, а к некоторым блюдам и вовсе не прикасался. Гость также был умерен в еде. После египетских блюд на стол, к его удивлению, подали эллинские блюда, приготовленные не хуже, нежели готовят эллинские повара. Гостю наливали великолепные вина, правда, сам Менхофра к вину не прикоснулся. После того, как хозяин и гость утолили голод и жажду, между ними началась возвышенная беседа, ставшая продолжением ранее начатой в храме, и существенным дополнением ко всему увиденному в нём.
– Скажи, Солон, ты, доволен познанным тобою в нашем святилище? Оправдались ли твои ожидания в отношении Амона? – спросил победоносным голосом хозяин дворца.
– Благодарю тебя, Менхофра, за честь, которую ты оказал мне в храме и дома, – преспокойно ответил Солон. – Я был полон ожиданиями, но всё, что увидел, многократно превзошло их. Могуч и богат Амон, как в сущности, умны и преданы его слуги. Тут, как говорится, не прибавить и не убавить, что есть, то есть. И такое положение вещей надлежит уважить.
– Рассеялись ли твои сомнения, порождённые нашей предыдущей беседой? – с толикой незаметной тревоги спросил жрец.
– Сомнения, любезный служитель Амона, дела сложные и противоречивые. Одни разрешаются, но тут же порождаются другие, – глубокомысленно ответил Солон.
– То есть? – удивился жрец.
Солон поднял голову и посмотрел на него полузакрытыми глазами и спокойно продолжил:
– Нет, я не сомневаюсь в могуществе Амона, силе его власти и масштабах влияния. Но меня берут сомнения другого рода. Когда я стоял там, в кромешной тьме, перед его образом, я сомневался в том, правильно ли поступаете вы – жрецы, скрывая так глубоко Бога, лишая блаженства и возвышенного трепета тысячи и тысячи людей. Кому нужен незримый Бог?
– Они и так трепещут и блаженствуют! – резко возразил жрец. – Не следует простым людям видеть Бога. Неизвестность больше страшит и укрепляет веру. К тому же сам Амон возжелал такого состояния. Ему, единственному, дано право решать подобный вопрос. Таковы предначертания небес.
– Но это, согласись, не одно и то же. Трепетать, не видя, не сознавая, не понимая, и трепетать, прикасаясь к нему! Вживаясь в него! Трепет трепету рознь. К тому же, надо помнить, что всё-таки Амон – Бог света, солнца, жизни. А вы уподобили его Аиду – подземному и посмертному Богу. Разве такое обстоятельство допустимо? Неужели оно фиванцами приветствуется?
– Такими идеями, как у тебя, нельзя жить, нельзя ими питаться, – возмутился жрец. – Они могут привести к разрушительным последствиям. Я просто ужасаюсь, Солон. Твои суждения, сродни Эхнатоновым. Ты помнишь тот пустынный зал в храме? Так вот, восемьсот лет назад, фараон по имени Аменхотеп возжелал сделать Амона более солнечным и доступным. Он возжелал поразить его суть. И когда жрецы и знать не позволили пошатнуть божественный авторитет, он восстал против древнего Бога, восстал против нас – священнослужителей. Он изобрёл нового владыку – Атона – Бога солнечного диска. Ты понимаешь, Солон, что значит восстать против такого Бога как Великий Амон? Это значит выбросить на египетскую свалку и испоганить всё наше прошлое; можно сказать, перечеркнуть всю человеческую и божественную историю Египта, покуситься на всё священное и неприкасаемое! Замахнуться на всё, что выше всего! Итак, слушай далее. Аменхотеп стал закрывать Амоновы храмы, похитил часть его сокровищ, построил новую столицу Ахетатон. Он, презренный фараон, даже переменил своё имя Аменхотеп – угодный Амону, на имя Эхнатон – дух Атона. А если хочешь, то угодный Атону. Я не знаю, стал ли он угодным какому-либо богу, но жрецам и истинным приверженцам Амона он стал неугодным. Фараон не угодил ни богам, ни людям. Тем не менее, богоотступник силой оружия угрозами и подкупом заставил многих поклоняться новому божеству, олицетворением которого был солнечный диск. Храм, который возвели по его порочной воле, был полон света, можно сказать, что в нём был лишь только свет, и больше ничего. Но этим Эхнатон никак не приблизил людей к божеству, а только породил их сомнения и разжёг небывалую рознь. Люди насмерть сражались из-за богов. Имелись огромные жертвы; была настоящая война. К сожалению, фараон так и не понял, что религия неприкосновенна, а вера – свята. Она изначальна и исконна. Подрывать её устои, всё равно что обмываться кипящей водой. Никому не позволено менять тысячелетние предначертания небес.
– Плохо, и даже недопустимо, когда люди сражаются меж собою по религиозным причинам и тысячами убивают друг друга, – немного поразмыслив, сказал Солон. – Споры, дискуссии допустимы, но только не смертельная вражда. Я не думаю, что она в радость богам. К тому же вражда религиозная опаснее любой другой. Она может перерасти во вражду политическую, этническую и даже межгосударственную. Её последствия непредсказуемы.
– Это почему же? – с непониманием спросил жрец. – Люди должны сражаться за своих богов.
– Дела духовные между людьми должны решаться полюбовно, терпимо. Навязывать людям веру нецелесообразно. Неофитство – очень опасное явление. Тем более, насильственными средствами. К истинной вере человек должен прийти постепенно и самостоятельно. Такой путь, разумеется, длителен, крайне сложен. Но он необходим. Любого индивида, ищущего истинной веры, надо твёрдо убедить в значимости такой веры. Тогда она будет прочной, искренней, чистой. Было бы лучше, если бы сами боги сражались между собою за людей, за своих почитателей, поклонников, а не наоборот.