Законы отцов наших
Шрифт:
— Ты можешь говорить более вразумительно?
— Слушай сюда, — говорит Хоби, — просто сиди и слушай. Так вот, процесс подходит, стало быть, к концу, и тут я вытаскиваю козырь из рукава. Обвинение утверждает, что мой клиент отдал этому мафиози десять тысяч баксов в качестве платы за убийство. И вдруг я выхожу и показываю, что да, так оно и есть: Нил передал ему десять тысяч наличными, однако это были деньги Партии демократических фермеров. Помнишь?
— Ты ждешь аплодисментов?
— Если
— Хорошо, приношу свои извинения. Так в чем же смысл?
— Ну так вот, если я знаю с первого дня, еще даже до начала процесса, что этот подлец, скунс вонючий, Хардкор, нагло врет насчет десяти тысяч, и я знаю наверняка, так почему же мне не выйти и не сказать: «Мистер обвинитель, вы допустили большой ляпсус, вот чек, сходите поговорите с ребятами из ПДФ»? Почему бы мне не сделать так? Что скажет Мольто?
— Скажет, что ты самый мерзкий лгун и проходимец, какой когда-либо представлял защиту в суде?
— Вот именно. Я нарочно припас этот документ в пику ему. Вот что он думает.
— А где же правда?
— Вот ты и скажешь мне.
Сет размышляет.
— Дымовая завеса, верно? Я бы сказал, что ты ждал, потому что не хотел, чтобы он успел разобраться в сути вопроса. С этими деньгами что-то было не так.
— Ты делаешь успехи, братишка. А теперь я скажу тебе правду, дружище. Не просто что-то, а очень многое не так, и я могу приоткрыть тебе лишь небольшую щелочку.
— Ты не хотел, чтобы Мольто спросил об этом у Хардкора?
— Нет. Хардкор и дальше должен был вешать всем на уши ту же лапшу, что и раньше. Сценарий ему дал Джексон, и он не должен был отступать от него ни на шаг. Тут настолько явно чувствуется почерк Джексона, его топорная работа, что даже зевать хочется. Хардкор меня не беспокоил. Дело в другом. Мне очень не хотелось, чтобы Мольто со своими ребятами отправился в тот банк и побеседовал с кассиршей, которая обналичивала тот чек. Потому что она могла бы рассказать им то, что рассказала мне.
— Именно чек? Или это тоже не подлежит разглашению?
— Вовсе нет.
— Так что она рассказала?
— Она запомнила Нила. Запомнила его, потому что он вел себя в своей идиотской манере, как последний рохля. Она подала ему десять тысяч наличными, — кстати, там были только стодолларовые купюры, никаких полусотенных или двадцаток. А он взял и засунул их в почтовый пакет для бандеролей. Она ему и говорит: «Вам не стоит делать этого. Ведь в инструкции говорится: „Пересылка денег в письмах и бандеролях запрещается“. Они не несут никакой ответственности в случае пропажи ваших денег». А он отвечает: «Ничего страшного, мы уже делали это и раньше. — И прежде чем уйти, спрашивает: — Где здесь федеральная почта?»
— Значит,
— Нет.
— Он все же отдал их ему?
— Я же говорю, суть не в этом.
— Хорошо, но кому тогда он отправил деньги?
— Вот теперь в точку.
Бумага, которую он держит в руке, — не что иное, как распечатка с микрофиши, где содержатся данные об отправке бандероли срочной почтой в июле прошлого года. На одной стороне бланка в качестве отправителя значится Нил. На другой — адресат:
Майкл Фрейн
РР 24
Марстон, Висконсин
Сет поворачивает голову и видит, что Хоби изучает его реакцию, как бы желая знать, сколько ему потребуется времени, чтобы переварить информацию.
— Что это? Первоапрельская шутка? — спрашивает Сет.
— Какие уж тут шутки.
— Значит, в деле замешан Майкл?
— В противном случае это было бы чрезвычайно забавное совпадение.
Сет снова смотрит на листок. Он чувствует в руках противную слабость.
— И сколько же ты собирался ждать, чтобы сообщить мне об этом?
— Наверное, всю жизнь. Скорее всего я делаю ошибку. Не следовало посвящать тебя в это. Но ты уже и так достал меня до самых печенок своим дерьмовым попрошайничеством в духе Оливера Твиста: все выпытываешь и выпытываешь. И помни, парень, никому не слова. Сделай зарубку себе на носу. Судья не должна знать об этом ни под каким видом. Я уже и так на всю оставшуюся жизнь наслушался нотаций о несвоевременном представлении доказательств. — Хоби кивает. — Ты забыл спросить у меня, когда я получил эту распечатку.
— И когда же?
— За сутки до того, как Нил сбежал. Вот был сюрприз. Прошло несколько недель с тех пор, как я сделал запрос на почту. Я уже и не надеялся, и вдруг — на тебе.
— А Нил сам тебе не говорил?
Хоби опять трясет головой. Это не ответ, а знак, что он не может ответить.
— Он не мог сказать тебе, — замечает Сет. — Ты же только что сказал, что это было для тебя сюрпризом.
Хоби просто смотрит: безучастное, каменное лицо, настолько выразительное в своей безучастности, что, наверное, было бы достойно резца скульптора.
— Что еще я упустил? — спрашивает Сет.
— Название города тебе знакомо?
— Марстон. Это там, где жила Джун?
— В яблочко.
— Майкл жил там с ней?
— Не с ней. Во всяком случае, насколько мне известно. Однако Майкл прожил в тех краях двадцать пять лет. Столько же, сколько и она. У него был маленький магазинчик, где он торговал аудио- и видеоаппаратурой. В конце концов он не выдержал конкуренции с крупными фирмами, регулярно снижавшими цены, и разорился. У него остались большие долги.