Законы отцов наших
Шрифт:
— Каковы были ваши дальнейшие действия после разговора с подсудимым?
— Вернувшись к себе в кабинет, я оставил сообщение для Монтегю по голосовой почте, что мне нужно срочно переговорить с ним относительно того дела, которое он расследует.
— А какова же ваша обычная практика? У вас часто возникает потребность в беседе с детективом, ведущим дознание по делу?
— Возражаю, — опять говорит Хоби усталым голосом.
Он даже не потрудился встать. Немой язык тела означает, что обвинение допустило очередной ляпсус. Обычно возражения Хоби всегда по существу и делаются в нужный момент, и к этому времени у меня
— Нет, я хочу выслушать ответ на этот вопрос.
— Обычно мы не испытываем такой необходимости, — отвечает Кратцус. — Знаете, конечно, бывают случаи, когда я оставляю сообщение типа: мы сделали то, о чем вы просили, и я пришлю вам пятерку. — Пятерка — полицейский рапорт, получивший такое название в те дни, когда отчеты печатали на машинках в пяти экземплярах через копирку. — Однако по большей части нам вовсе не требуется связываться с ними, чтобы отчитаться о выполненном поручении.
— Значит, ваш звонок лейтенанту был мотивирован?
— Судья! — Хоби уже не требует, он умоляет.
— Протест удовлетворяется.
Однако цель достигнута. Каковы бы ни были профессиональные качества Кратцуса, чутье не подвело его. Парень вел себя неадекватно, и у Кратцуса, пусть это и не входило в его обязанности, все же зародились сомнения. Он подумал, что Монтегю стоит послать детектива к Нилу с заданием выяснить, что тот имел в виду, сказав, что там должен оказаться его отец.
Руди садится. Кивком я даю Хоби понять, что он может начинать перекрестный допрос.
— Всего несколько вопросов, — как бы успокаивая, произносит он.
На поверку оказывается, что их гораздо больше, однако защите не удается извлечь из этого допроса никакой выгоды. Кратцус признает, что люди реагируют по-всякому, когда им сообщают о смерти близких, и не всегда их поведение при этом укладывается в рамки обычных понятий. Он говорит, что ему пришлось повидать уйму странных реакций. А Хоби пытается свести к минимуму значение вопроса Руди о времени визита, наводившего на мысль, что Нил опаздывал на работу, потому что, очевидно, ждал дома звонка. Хоби говорит, что его подзащитный включил магнитолу на полную мощность, однако зачем бы он стал это делать, если бы ждал звонка, который при такой громкой музыке услышать очень трудно?
— И вы утверждаете, что вас не посылают разговаривать с подозреваемыми, не так ли?
— Как, правило, нет.
— А с кем собирался поговорить Монтегю?
— С отцом, — отвечает Кратцус. Поняв, куда клонит защитник, он добавляет: — Ведь Джун Эдгар приехала на его машине. Он должен был узнать, что она там делала.
— Хорошо, — говорит Хоби, не желая вдаваться в подробности.
Еще несколько вопросов, и он заканчивает допрос. Весьма показательно, что он не ставит под сомнение память Кратцуса и, следовательно, точность его показаний. Это означает, что Кратцус составил рапорт в тот же день и что его напарник Эддисон в случае необходимости даст идентичные показания. Кратцус важно, с достоинством шествует к выходу, но по пути останавливается у стола обвинения, чтобы выслушать похвалу в свой адрес. Он действительно оказался на высоте.
Если не считать отпечатков пальцев на деньгах, показания Кратцуса — лучшее доказательство из всех, что смогло представить обвинение до сих пор. Одно утверждение, одна линия.
В этот момент я объявляю перерыв на ленч, но сама не покидаю своего места. Еще раньше я посовещалась с Мариэттой насчет вызова, назначенного на два часа дня. Мольто стоит перед скамьей. Хоби все же нашел способ нарушить его спокойствие. Томми возбужден, он покраснел. Хоби представил ему вещдоки защиты: налоговую декларацию Нила за 1994 год, справку о его доходах за 1995 год, его банковскую книжку, выписки из текущего счета. Мольто долго отмахивается от него, но в конце концов сдается и кладет бумаги передо мной, чтобы я могла принять окончательное решение.
— Судья, ведь эти документы должны были быть представлены нам до начала процесса, верно?
— Какова их цель? — спрашиваю я.
— Вообще-то меня нисколько не интересует цель, преследуемая защитой. Просто поезд ушел. Нужно было предъявить эти вещдоки раньше, в установленные сроки. Он, кстати, не говорит, в чем их смысл. Мы уже шесть раз спрашивали его об этом.
— Мистер Таттл?
— Да, ваша честь, — говорит он, приторно улыбаясь.
— Вы отказываетесь пояснить смысл этих документов?
— Нет, почему же… Я скажу. Я скажу… Просто мне казалось, что все и так ясно, и уж эти обвинители должны были бы понять. Однако они или не захотели, или не смогли. Ваша честь, суть в том, что за весь 1995 год сумма, снятая с текущего счета, не превышает трехсот долларов, чему не приходится удивляться, поскольку сбережения моего клиента никогда не превышали трех тысяч двухсот долларов.
Все ясно. Хоби хочет доказать, что у Нила не было таких денег — десяти тысяч наличными, чтобы заплатить Хардкору.
Томми опять взрывается. Тактика проволочек, так называет он действия Хоби. Именно так оно и есть, и я в этом тоже не сомневаюсь. Томми повышает голос и чуть ли не кричит, несмотря на все попытки Руди успокоить его.
— Мистер Таттл! — говорю я — Я не могу взять в толк, как вы не подумали об этих документах раньше.
— Ваша честь, а как же они? — Он показывает на представителей прокуратуры. — В самом деле, судья Клонски. Вот они здесь собираются предъявить суду свидетеля, утверждающего, что мой клиент заплатил ему десять тысяч долларов наличными, и при этом даже не утрудили себя вопросом, а откуда он мог взять такие деньги. Разве секрет, что мой клиент, как и все граждане этой страны, подает декларацию о доходах? Они тоже должны были бы подумать об этом. В ответе защиты по поводу раскрытия всех имеющихся по делу документов было сказано об уведомлении их о том, что мы могли представить именно эти бумаги.