Законы прикладной эвтаназии
Шрифт:
«С их стороны – отражающая поверхность», – тихо поясняет Мики для Накамуры.
Накамура внимательно следит за происходящим. Его рука строчит автоматически. Температура в «холодильнике» – плюс десять градусов. Иосимура снижает ещё на пять.
Людям холодно. Мальчик и молодой человек пытаются прижаться друг к другу, но у них не получается. Только тут Накамура замечает, что руки и ноги подопытных связаны, ступни пристёгнуты к полу. Заключённые не могут придвинуться друг к другу.
Накамура описывает их поведение. Почему они не падают, думает
«Столбы из непроводящего холод материала, это не металл».
Температура падает до нуля.
Подопытные корчатся. Ноль градусов не кажется комфортным тепловым режимом, когда на тебе только набедренная повязка.
«Ветер?» – спрашивает один из ассистентов.
Иосимура жестом показывает: нет.
Художник бездействует. Фотограф снимает со вспышкой примерно раз в минуту. Накамура оборачивается: есть ещё человек с видеокамерой. Он появился незаметно.
Минус пятнадцать. Это уже по-настоящему холодно.
Большинство опытов по обморожению проводится зимой. Однажды Накамура видел с крыши общего корпуса, как людей выгоняли на двадцатиградусный мороз и поливали водой. Сегодняшний опыт направлен, скорее всего, на изучение поведения человека при постепенном понижении температуры. И на фиксацию момента смерти.
Накамура думает о том, как бы он отреагировал, если бы в камере перед ним корчилась Изуми. Он трясёт головой, отбрасывая страшную мысль. Где-то в глубине его пожирает червь: она умрёт, она всё равно умрёт.
Минус тридцать. Холодно, очень холодно. Если на такой мороз выставить руку человека, предварительно политую водой, начнётся обморожение. В сухом воздухе лаборатории обморожение невозможно. Пока.
Мальчишка что-то кричит, немо, беззвучно. Фотограф снимает. Старший мужчина безвольно висит на столбе – он понял, что проще застыть и принять смерть.
На одном из циферблатов высвечивается показатель влажности. Низкая, шестьдесят три процента. Над пультом – часы. Лаборант что-то записывает посекундно. Накамура старается не упустить ни одного движения, тоже пишет, пишет, пишет. Фотограф снимает.
Минус тридцать пять. Непонятно, жив ли старший. Парень и мальчишка бьются в путах.
Накамура смотрит на журналы, лежащие перед ним. Один открыт. Заголовок: выживаемость при минус двадцати градусах. Возраст, пол каждого подопытного, время до смерти. Заморожено, судя по записям, двадцать два человека. А вот выживаемость при минус сорока – через несколько страниц.
То, что пишет Накамура, называется «Выживаемость при понижении температуры на 5 градусов каждые 60 секунд».
Неожиданно Накамура осознаёт, что ему непонятен смысл подобных экспериментов. Когда между привязанными к столбам китайцами на полигоне Аньда бросали фарфоровые бомбы, начинённые возбудителем газовой гангрены, это было логично. Испытание оружия на непосредственной мишени имеет смысл. В чём смысл выяснения выживаемости китайцев? Ведь у японцев будут совсем другие показатели. Японцы. Изуми.
Минус сорок.
«Старик почти», – говорит лаборант. Иосимура пристально смотрит на старика.
Минус сорок пять.
В этот момент Накамура понимает, насколько рутинной стала для него подобная работа. Точно так же он фиксировал симптомы чумы у крыс, потом у свиней и собак. Потом точно так же – у людей. Никакой разницы. Он просто механизм, у него нет души. Правда, есть ещё одно «но»: «брёвна» – не люди. Они – материал, обычный материал, из какого строят дома, шьют одежду, делают мебель. Нет, стоп. Из этого материала делают оружие. Фарфоровые бомбы.
Накамура пишет механически, он фиксирует показания приборов и при этом думает совершенно о другом. Сколько там уже «минус» – он не знает, хотя его руки пишут: «минус тридцать».
Мальчишка расслабился, как ранее старик. Только парень ещё продолжает вяло шевелиться в путах.
Минус пятьдесят пять.
«Старик всё. На удивление слабый».
Накамура неожиданно просыпается и снова начинает осознавать происходящее. За прозрачной перегородкой мёртвый старик висит на своём столбе, посиневший, застывший. Минус пятьдесят пять, всего тринадцать минут, чтобы убить человека. Нет, чтобы проверить реакцию «бревна», как-то так.
Мальчишка умирает при минус шестидесяти пяти, парень дотягивает до минус восьмидесяти. Иосимура поворачивается к Накамуре, заглядывает в записи.
«Хороший почерк, – говорит он. – Где ты такого взял, полковник?»
«У Санаравы. Ты из какой группы?»
Накамура вскакивает.
«Лаборант группы Такахаси Накамура Кодзи».
«У Такахаси достаточно людей, – медленно произносит Иосимура, – а мне нужен толковый ассистент. Так что будешь тут. Кодзи, хм…»
Накамура не понимает, что хотел выразить новый начальник этим хмыканьем.
«Пойдём, Кодзи, посмотрим на наши объекты».
Иосимура небольшого роста, у него круглое лицо и зализанные назад волосы. Очки в толстой чёрной оправе. Они заходят в помещение, где только что в агонии корчились люди. Тут очень холодно, но уже, конечно, не минус восемьдесят. Вслед за ними в камеру заходит и один из ассистентов, а затем и художник.
Иосимура дотрагивается до одного из тел.
«Мягкий», – говорит он тихо.
В этом есть что-то жуткое.
3
Накамура, старший лаборант группы Иосимуры, смотрит на своих соседей по казарме немного свысока. Всё-таки его повысили, а они всё ещё ходят в младших. Впрочем, никто не обижается. Маньчжурский отряд 25202 – лучшее место для карьеры. Название сменилось ещё в начале года, для конспирации, но «731-й» как-то привычнее.
Накамура идёт через весь корпус «ро», через всё это огромное здание, мимо крематория, к камерам.
«Отбор», – говорит он часовому, и волшебное слово срабатывает. Часовой отдаёт под козырёк, Накамура проходит в арестантский блок.