Закопайте Эльминстера поглубже
Шрифт:
Эл ждал, бесшумно и неподвижно. Принадлежащее Амарун тело танцовщицы застыло, как статуя.
Он выждал достаточно, чтобы даже самый ленивый охотник утратил терпение, но больше не услышал никакого движения. И гибкое мускулистое тело, которое он занимал, обладало куда лучшим слухом, чем тот, к которому он привык за последние века.
Его возбуждение просочилось в её спящий разум, по крайней мере, в один тёмный уголок, которым он управлял. Амарун медленно начала просыпаться, её сны стали тревожными, когда она почувствовала его нетерпение.
Ты как девочка, которой вскружил голову первый
Часть его усмехнулась, но приближаясь к основанию склона, Эл пытался подавить всё нарастающее сквозь кружевной занавес веселья волнение.
Лишь затем, чтобы задохнуться от свежего приступа возбуждения, когда почувствовал близость Мистры. Прямо впереди.
Из безмолвного мрака позади вздыбившегося старого дерева, пахнущего медведем, в воздухе расходился тяжёлый привкус.
У него не хватило времени даже подумать об испуге, прежде чем он увидел тёмную стену шерсти, которая на самом деле была ковыляющим вдоль линии деревьев зверем, точно так же взбудораженным силой Мистры, как его собственный разум.
Синий огонь глубже проник в его разум, принёс уверенность. Богиня магии управляла сознанием медведя точно так же, как он завладел разумом Амарун.
Прежде чем Эл это понял, освещённые луной деревья оказались позади него, и он полз в мускусную, пахнущую медведем темноту по грязным шатающимся камням. Сверху над берлогой нависали корни, а пол усеивали старые, зелёные от мха кости. Дальше лаз опускался в каменную пещеру, достаточно высокую, чтобы можно было выпрямиться, и пылающую огнём Мистры.
Здесь в воздухе перед ним внезапно распахнулись два огромных ясных глаза, которых он не видел уже много веков.
И снова он задохнулся.
Эльминстер ошеломлённо глядел в эти глаза. Парящие шары серебряно–синего пламени смотрели на него с любовью и волнением, сравнимыми с его собственными. Глаза, которых он боялся никогда больше не увидеть.
Телу Амарун недоставало чутья к Искусству, которым обладала его прежняя дряхлая оболочка, но напрягшись, он не почувствовал ничего лживого в возникшем перед ним обличье. Это была Мистра, хотя жар в его разуме звучал слабым эхом её настоящей силы.
Но ведь госпожа тайн с лёгкостью умела скрывать свою божественную мощь, чтобы не выдавать себя, и зачастую поступала именно так. Глаза серебряно–синего огня были пронизаны медленно вьющимися нитями такого же сияния, похожими на молнии полосами. Молнии были слишком изящными, чтобы трещать или ветвиться, и простирались к предметам, лежащим среди камней на полу пещеры.
Рукавица с вделанными в костяшки драгоценными камнями, жезл, кольцо и другие мелкие предметы, скрытые среди камней.
— В те времена, когда я ещё не стала Мистрой, на эти безделушки Искусства пролилась кровь моей смертной формы, — раздался тёплый шёпот его богини, одновременно в голове, и наполняя собой пещеру, как будто она проснулась и сонно замурчала ему на ухо. — Когда ты оказался рядом, Эл, я почувствовала близость твоего разума.
— Ты собрала эти вещи, когда была Миднайт? — выпалил Эл, задрожав от охватившего его внезапного хаоса. Он желал узнать как можно больше, но не знал, о чём осмелится спросить. Её любовь — или по крайней мере нежность — была в его сознании и всюду вокруг, но что–то немного изменилось в ней, возникла отстранённость, которой не было раньше, или скорее эта отстранённость росла с тех пор, как Миднайт заменила ту Мистру, которой он впервые коснулся и ощутил на вкус. Мистра, чей разум давным–давно слился с его сознанием, чтобы позволить им разговаривать без слов, со скоростью мысли, исчезла.
Что–то нарастало в нём, что–то срочное. Прежде чем он успел понять, что это, он почувствовал вспышку смятения и изумления, тревоги и восхищения. Амарун Омар проснулась.
— Собрала, — ответила госпожа магии, как будто ничего не произошло, хотя внимание её яркого серебристо–синего пламени устремилось к Амарун, породив в той ментальную суматоху потрясённого удовольствия, смешанного с замешательством. — Медведь охраняет их, и я вижу его глазами и управляю его телом. Хорошо, что ты пришёл ко мне, Эл; у меня есть множество дел для тебя.
— Г-госпожа? — осмелилась выпалить Рун. — Кто вы?
— Я, — с нежностью меча, безупречно вылетевшего из ножен, отозвались пламенные глаза, — Мистра. Я — магия.
Последнее слово превратилось в удар грома, прокатившегося в незримые дали лишь для того, чтобы вернуться накатившим эхо глубокой силы, от которой стучали зубы. В медвежьем логове со свода посыпались мелкие камешки, а живые корни застонали и забормотали вокруг них.
Я огонь внутри всего сущего. Этот шёпот, раздавшийся в глубинах их общего разума, был мягким и спокойным.
Затем Мистра, кажется, встряхнулась и добавила:
— Мне ещё пуще прежнего нужна твоя служба. Многие отвернулись от меня или пали, и только тебе я могу доверять. Конечно, я могу принудить людей служить мне, но больше не сделаю этой ошибки младших богов. Работа рабов почти бесполезна. Лишь дела, совершённые по собственной воле, имеют значение. Эльминстер Омар, мой Эл, ты по–прежнему мой? Ты останешься со мной?
— Как всегда, — воскликнул Эльминстер, оказавшись на грани слёз в мгновение ока. — Приказывай мне, богиня!
Синий огонь затопил его, похитил дыхание, ошеломил довольной радостью Мистры.
— Ты станешь моими руками, затаишься, — сказала она. Глаза пылали решимостью, демонстрируя такую силу, что разум Амарун в страхе отпрянул. — Я поручаю тебе везде и всюду беречь магию и постоянно держаться в тенях. Смелые поединки с моим именем на устах — беспомощные знаки гордости, которые я вынуждена оставить в прошлом. Поэтому, Эл, будь моей — прости, Амарун — будь моей Тихой Тенью.
Амарун силой заставила свои губы охнуть; Эл слишком отвлёкся, чтобы дать ей над ними контроль. Он почувствовал, как в его разуме на волнах синего огня прокатилось удовольствие, когда Рун смогла управлять своим телом, а затем она с сожалением вернула ему свои уста. Прошло несколько мгновений, прежде чем он смог ответить: