Закулисье российской истории. Завещание Ельцина и другие смутные события нашей страны
Шрифт:
Все действительно выступают за хорошие отношения с Россией, но при этом надо понимать вектор развития Украины, что она совершенно не хочет оказаться опять в Советском Союзе, не хочет быть подчиненной России. И конечно, важно понимать, что у Украины есть устойчивый вектор развития в сторону Евросоюза и там выбирают Евросоюз. И даже не потому, что там лучше, а потому, что это другая форма взаимоотношений. Там нет понятия «старший брат», все страны ЕС равны между собой.
Социологические опросы показывают, что на Украине условно «пророссийские» настроения демонстрируют 30 % граждан. Примерно 35 % — это условно «прозападная» часть Украины, то есть те, кто ориентируется на ЕС и европейскую демократию. И кстати, Киев, где почти все говорят по-русски, разделяет
Получается, что по вопросу НАТО на Украине раскол, а вот по ЕС там полный консенсус. И почему же побеждает этот проевропейский вектор? Потому что элиты не хотят, чтобы в Киеве появился свой Кремль. Украинская элита не хочет, чтобы появился один политик, как это было у них отчасти при Кучме, который бы «нагнул» всех остальных и прекратил политическую конкуренцию, свободу и плюрализм.
А народ пока колеблется, но потихоньку сдвигается в сторону Запада. Народ пока присматривается. На востоке Украины российский президент (В. Путин) довольно популярен, потому что там смотрят российские телеканалы. И на востоке многим нравится такая лидерская модель, которая сложилась в России. А на западе, конечно, скорее тяготеют к Европе. Люди там смотрят, что происходит в Польше, в Чехии, в Венгрии. А элиты, как уже говорилось, однозначно ориентируются на европейскую модель, потому что они уже привыкли, что нет авторитарной власти, что их мнение учитывается, что они представлены в парламенте, что у них есть свои фракции, свои телеканалы, они могут свободно высказывать свое мнение.
Слушателям «Эха Москвы» был задан вопрос: «Что в большей степени отдаляет Украину от России — приверженность Киева европейской модели или отторжение Украиной российской модели?» Результат: проголосовало 792 человека, и 82,7 % проголосовавших считают, что отдаляет Россию от Украины отторжение российской модели, что украинцы просто не хотят жить по-российски. А вот 17,3 % проголосовавших считают, что дело в первую очередь в том, что Украина просто хочет жить по-европейски.
Конечно, большой перелом произошел на тех президентских выборах, когда была знаменитая борьба Ющенко и Януковича и когда российская власть довольно открыто вмешалась в эту борьбу, когда Владимир Путин провел большой двухчасовой телеэфир на основных украинских каналах, фактически агитируя за Януковича, когда он до этого приезжал на военный парад с той же целью. Это был переломный момент, ведь многие украинцы восприняли это как нарушение своего государственного суверенитета. И это не говоря уже о том, что была ошибочной сама установка на то, что Янукович — «пророссийский», а Ющенко — «прозападный».
Вывод же из всего вышесказанного может быть только один: если Россия хочет строить нормальные отношения с Украиной в будущем, то нужно их строить в первую очередь на двусторонней основе. Может быть, даже стоит начать с нуля, забыв про все мифологемы — как исторические, так и недавнего прошлого. Надо уважать Украину как суверенное независимое государство, а еще необходимо самим задуматься, почему российская модель столь непривлекательна для ближайших соседей…
Помнит ли Россия свой холокост?
Еще одно историческое событие — 20 января 1942 года на конференции нацистских фюреров в берлинском пригороде
8
По материалам передачи от 20 января 2008 года.
В обсуждении принял участие Арсений Рогинский (московский «Мемориал»)
Но коль скоро мы отталкиваемся от немецкой истории, отметим, что после 1945 года немцы, в том числе с помощью союзников, а в значительной степени сами, проделали огромную работу, связанную с исторической памятью. Кроме всем известного Нюрнбергского процесса были ведь суды и процессы против нацистов в самой Германии, было возбуждено 70 000 уголовных дел и осуждено примерно 7000 бывших нацистов. Этот процесс назывался «денацификацией», и еще он включал в себя переписывание учебников, завоз американских, английских и французских учителей в школы, огромную программу по идеологической «перековке» немецкого общества. Была создана масштабная «инфраструктура памяти»: книги, кинофильмы, музеи. Бывшие лагеря смерти были превращены в мемориалы, куда в обязательном порядке стали возить немецких школьников. В каждом крупном и среднем городе есть музеи памяти и т. д. В Берлине, в центре города, есть памятник холокосту, и все это бесконечно вспоминается, обсуждается, и германский канцлер каждый год приезжает к берлинской синагоге, чтобы возложить цветы и принести извинения от имени всех немцев перед еврейским народом.
А вот как с этим всем обстоит дело в России? В каком состоянии находится сейчас наша историческая память о политическом терроре и что в этой области делается?
Мнение по этому вопросу Арсения Рогинского, главы правления московского «Мемориала»:
Я не могу согласиться с термином «российский холокост». Холокост и наш массовый террор — это разные явления, и не хотелось бы их сравнивать. Но несомненно, и то и другое — огромная социально-политическая катастрофа. Конечно, мы не проделали той работы, которая имела место в Германии. Там, кстати, был страшный конфликт между поколениями, когда дети в 60-е годы обвинили родителей в сотрудничестве и молчаливой поддержке нацизма. И это дошло до фантастических вещей — до выставки 90-х годов о преступлениях той структуры, которая Нюрнбергским судом не была объявлена преступной, — о преступлениях вермахта, то есть немецкой армии.
Ничего и близко подобного у нас не было. Во-первых, у нас нет государственного решения, нет решения высших государственных инстанций об оценке политического террора. Есть закон о реабилитации жертв репрессий, но нет самого главного. И учителям нашим, преподавателям, лекторам в вузах и так далее, по сути, не на что опереться: а кто признал это преступным, говорят они? Почему вы говорите, что коллективизация в тех формах, в которых она проходила, была преступлением? Кто про это написал? Кто про это сказал?
Конечно, были отдельные доклады Н. С. Хрущева и выступления М. С. Горбачева, но это не правовые документы. И постановления Верховного Совета не являются юридически-правовой базой, ведь нужны решения специальных юридических органов, может быть, специально для этого назначенных. Нужен своеобразный «внутренний Нюрнберг», связанный с проблемой внутриполитического террора и его ролью в советской истории. Но этого нет, и без этого все разваливается.
Был, правда, процесс реабилитации, который был начат Н. С. Хрущевым, а потом заново двинут М. С. Горбачевым, причем двинут фундаментальнейшим образом: за один только 1989 год реабилитировали более 800 000 человек — больше, чем за весь предшествующий 25-летний период.