Зал ожидания
Шрифт:
Лед отошел от берега. Мутная вода набегала на песок. Федор побродил у самой кромки, помыл свои резиновые сапоги и пошел домой.
11
Девочку назвали Светланой. Это немного примирило Федора с самим существованием племянницы: не все, значит, от Куликова, есть тут и наше. Да и беспокойства от нее оказалось не так-то много: тихая девочка, все время спит. Но Анюта пообещала:
— Подожди: подрастет, она покажет, какая она тихая.
— А долго ждать?
— Нет, не особенно.
Все
Приходили заводские подруги, приносили подарки. От месткома пришел сам председатель. Приглаживая свои длинные висячие усы, он сказал речь, из которой Федор мало что понял, но Анюта все поняла и даже поцеловала председателя в усы.
Подарки поразили Федора своим великолепием. Прибывшие с председателем члены месткома принесли плетеную коляску и много разной одежды для новорожденной. Федор решил, что председатель вполне заслужил Анютин поцелуй.
У всех — и у председателя, и у членов месткома, и у подруг — был такой вид, будто Анюта совершила что-то очень хорошее, от чего всем стало веселее жить. Все говорили, что Анюта молодец, одна вырастила брата и теперь они все твердо уверены, что так же успешно она воспитает и дочку. А бухгалтер Евдокимова сказала:
— Ты у нас, Анюта, герой.
И ее Анюта тоже поцеловала. Федор подумал, что напрасно. Ничего хорошего о Евдокимовой от сестры он не слыхивал. И пришла она без подарка, да еще велела Анюте расписаться в какой-то бумаге.
Анюта расписалась и сказала:
— Спасибо… — Голос ее дрогнул, и она еще раз поцеловала Евдокимову.
Когда все ушли, Федор долго сидел и чему-то посмеивался, но Анюта в это время кормила дочку и ничего не замечала. Это еще больше раззадорило Федора.
— С бухгалтершей целовалась. Ха-ха!
Убирая свою белую, налитую молоком грудь, Анюта проговорила:
— Вот тебе и «ха-ха». Евдокимова — добрая баба. И все они ко мне добрые.
— А раньше-то недобрые были?
— Раньше было раньше, а теперь — это теперь, — неопределенно ответила она, укладывая Светлану в новую коляску.
12
Потом она говорила Юлии Ивановне:
— Что-то все мне добрыми стали казаться. Это нехорошо.
— А ты не поддавайся. Так не бывает, чтобы все.
— Сама знаю, что не бывает…
Они гуляли по двору. Юлия Ивановна толкала коляску, Анюта шла рядом и, отчего-то вздыхая, обещала:
— Ничего. Вот пойду на работу, эта дурь с меня слетит.
Сидя на крыльце, Федор слышал этот разговор и никак не мог понять, отчего сестра так подобрела ко всем, кроме него. К нему-то она относилась по-прежнему. Он только что пришел из школы и ждал, когда сестра нагуляется сама и «нагуляет» Светлану и тогда, может быть, вспомнит о своем голодном брате. Обед-то она сготовила, наверное. Не все же только для этой… племянницы.
Так он ворчал про себя в ожидании обеда, но только для порядка, в самом-то деле он был доволен тем умиротворением, которое внесла Светлана одним только своим появлением на белом свете.
И это умиротворение пошатнулось в один ненастный весенний вечер, да так на место, кажется, и не встало…
13
Весь день бесновался ветер, он налетал неизвестно откуда, кидался из-за каждого угла, шумел и свистал в трубах, в проводах, гонял по темному небу разорванные в клочья тучи и наконец доигрался: к вечеру хлынул дождь.
Потом дождь приутих. Потом снова принимался стучать по крышам, шелестеть по намокшей земле. Все решили, что так и положено перед ледоходом.
Вечером Федор сидел в одиночестве — сестра ушла к Юлии Ивановне, и он еще не знал, чем бы ему заняться до ужина. Пока он раздумывал, явилась Катя.
— Дядя Федя, это я, — звонко выкрикнула она с порога.
— Заходи, тетя Катя. И сиди тихо.
— Спит? — спросила она шепотом, оглядываясь на коляску.
— Дремлет.
— Как ни придешь, все дремлет, все дремлет. Она у вас дремлюга. Да?
— Сама ты дремлюга.
— Нет, я уже большая.
— Большая, а слова всякие выдумываешь.
— Ну и выдумываю. Ну и что?
Так с ней можно говорить хоть до утра. Пробовал он не отвечать на ее вопросы, отмалчиваться, но и это не помогало. Катя умела разговаривать за двоих, и если ей не отвечали, то она сама отвечала на свой же вопрос.
— Вот что, — строго сказал он, хотя отлично знал, что Катю никакой строгостью не застращаешь. — Мне тут почитать надо. Так что давай без разговоров.
Катя с удовольствием согласилась и несколько секунд сидела молча, потом тихо и жалобно простонала:
— Ох, как скучно с тобой, Федюнечка…
А он уткнулся в книжку и будто не слышит ее постанываний. И вдруг она тоненько вскрикнула:
— Ой! Что это?.. Что это?..
Федор прислушался: до того отчаянно расшумелся ветер, что кажется, будто потрескивает под его напором старый дом. Всякие ужасные звуки прорываются сквозь этот шум и свист от реки. Там кто-то стонет, завывает, скрипит. Иногда раздаются выстрелы, раскатистые, как майский гром.
— Что это, Федюшечка, такое ужасное? — тоненько шептала и повизгивала Катя. Она еще не знала, надо ли ей бояться, или все это, что там творится, очень интересно, и надо бежать смотреть.
— Лед пошел! — выкрикнул Федор с таким радостным удивлением, что Катя решила: «Надо бежать».
Она кинулась к матери.
А Федор отодвинул занавеску на окне и припал к стеклу, совсем не надеясь хоть что-нибудь увидеть в кромешной тьме. И в самом деле, он только и разглядел, как перед окном неистово раскачиваются мокрые ветки. Потом, когда глаза привыкли, еще стали видны и выбеленные светом от окна заостренные планки ограды.