Залив Полумесяца
Шрифт:
Внутри особняк хотя и выглядел не хуже, но не отличался особой помпезностью и шиком. Вдоль стен располагалась неброская мебель, напоминающая древнеримскую и украшенная резьбой. Кое-где на стенах висели редкие и дорогие полотна, изображающие совсем не аппетитных, по мнению шехзаде, европейских женщин и смешно одетых мужчин. Шехзаде Осман почти не обращал внимания на внутреннее убранство, потому как уже сотни раз бывал здесь. Хотя с последнего его визита прошла пара лет, поэтому он все же поднял голову и устремил взгляд в причудливые ажурные своды, в которые витражи на окнах отбрасывали завораживающие блики лунного света.
Казалось бы
– Где твой хозяин? – оглядев ее с ног до головы, грубовато осведомился шехзаде Осман.
Возможно, стоит попросить Джордано одолжить девицу ему на эту ночь? В этом плане он жадным не был и щедро делился со своими друзьями как вином из своих погребов, так и хорошенькими служанками. Других он себе и не брал.
– Сеньор Гримани… пребывает в своей опочивальне, – запнувшись, со смущением ответила служанка.
Ее заминка объясняла причину пребывания ее господина в опочивальне. Очевидно, Джордано развлекается с той своей гостьей или же с одной из своих служанок.
– Сообщи, что прибыл шехзаде Осман, и он ждет.
Поспешно поклонившись, служанка боязливо обошла усмехнувшегося при этом мужчину и скрылась в темноте коридора. Сам шехзаде Осман хорошо знакомым путем прошел в малый зал, где они с Джордано обычно проводили свои разгульные вечера. Здесь все было по-прежнему, не считая…
Шехзаде, едва переступив порог комнаты, в недоумении свел брови, когда заметил висящий на стене крупный портрет женщины, которого прежде здесь никогда не было. Он подошел к нему, чтобы получше разглядеть, и непроизвольно замер, затаив дыхание.
Изображенная на полотне молодая красивая женщина томно полулежала на софе, видимо, находясь в своей опочивальне. Облаченная в одно лишь нижнее платье из алого шелка, она без стыда и смущения демонстрировала художнику свое прелестное тело, при этом не переступая грань дозволенного. Свободный рукав платья дразняще соскользнул с одного ее плеча, чуть-чуть оголив полукружья полной груди. Другое же ее плечо было скрыто от глаз струящимися по нему длинными темно-рыжими волосами. А босые ножки, маняще оголенные одна до колен, а вторая до округлого бедра, свободно спускались на пол.
Шехзаде Осман в своей жизни повидал много красавиц. Среди них были те, которые сияли чистотой и внутренним светом. Ими хотелось любоваться издалека, как бы в страхе осквернить эту чистоту. Красота их была таковой, что она вызывала лишь светлые чувства восхищения и трепета. Он называл это божественной красотой.
Но были и другие женщины… Один взгляд – и ты чувствуешь, как пламенеет кровь, как путаются мысли и тело охватывает лишь одно желание: броситься, захватить в свои объятия и… Дьявольская красота, пробуждающая в мужчине все низменные страсти, которые таятся в самой глубине его души. Она бросает вызов его природе и неизменно побеждает – мужчина становится ее пленником до тех пор, пока не утолит свою страсть. Женщина с полотна была именно такой. Она мгновенно опалила его, и шехзаде Осман почувствовал жар в своей груди, желание узнать ее, увидеть, прикоснуться…
Он поднял руку и скользнул пальцем по полотну, как бы касаясь ее. И горечь вдруг наполнила мужчину. Возможно, этот портрет был написан век назад, и эта красавица, так взволновавшая его одним лишь своим портретом, давно мертва. Или же это просто фантазия художника. Всего лишь соблазнительный образ, иллюзия, мираж.
– Кто же ты?.. – задумчиво воскликнул он в пустоту.
– Я отвечу, но только если вы сами скажете, кем являетесь.
Шехзаде Осман совершенно не ожидал, что тишина, все это время царившая в зале, отзовется ему в ответ насмешливым, по-женски сладким голосом. В полнейшем недоумении обернувшись себе за спину, он замер, пораженный. У порога стояла она – настоящая, живая, из плоти и крови. Красавица с портрета была невысока ростом, но этот ее недостаток с лихвой компенсировали стать и женственность ее фигуры. Темно-рыжие волосы, которые в желтоватом свете факелов казались налитыми кровью, оказались еще длиннее, чем на портрете, и густо струились по оголенным плечам женщины, снова, как и на полотне, дразня и маня коснуться их.
Наряд ее был олицетворением яркой и вызывающей венецианской моды, которая была знакома шехзаде Осману благодаря его многолетней дружбе с венецианцем. Эксцентричное, пышное платье темно-зеленого цвета с неприлично глубоким декольте, демонстрирующим шею и полные груди, и начинающимися чуть ниже линии плеч длинными широкими сверху рукавами, которые сужались к низу и плотно обхватывали запястья. Привлекая еще больше внимания к груди, на ней сверкало крупное ожерелье с изумрудами, подчеркивающими цвет ее глаз. Что же, венецианцы обладали особым талантом все делать напоказ…
Красавица чуть улыбнулась, наблюдая за его потрясением, и шурша стелющимся по ковру длинным шлейфом платья, медленно двинулась по залу, как бы предоставляя возможность оглядеть ее получше.
– Хотя нет, подождите, – она говорила, немного растягивая слова, отчего ее голос звучал томно, неторопливо и плавно. – Я попробую угадать сама.
Красавица все также неспешно ступала по периметру зала, и шехзаде Осман неотрывно следовал за ней взглядом, решив позволить ей поиграть с ним. Ошеломление его уже сошло на нет, и губы мужчины изогнулись в усмешке. Но жар в его груди не остывал…
– На вас тот причудливый наряд, который носят здешние мужчины. Кафтан. Но выглядит он лучше, чем любой из кафтанов, которые мне доводилось видеть. К тому же, вы без приглашения заявились сюда в преддверии ночи и совершенно наглым образом усмехаетесь мне в лицо. Единственным человеком, которым вы можете быть, это тот самый шехзаде Осман, о котором, как о своем друге, рассказывал мне брат. Я права?
К этому моменту она уже обошла зал и подошла к нему так близко, что мужчина почувствовал исходящий от нее сладкий и терпкий аромат, который взбудоражил его кровь не меньше, чем ее лукавая улыбка и соблазнительные формы, ничуть не скрытые от глаз, а, наоборот, вызывающе подчеркнутые.
Шехзаде Осман против воли испытал облегчение, услышав слово «брат». Выходит, она не любовница Джордано, как он предположил. Друг, конечно, никогда не был скуп на женщин и охотно ими делился, но такую никогда бы не уступил. Однако, облегчение его длилось недолго. Свою сестру Джордано уж точно не позволит соблазнить. И от осознания запретности и невозможности воплощения своих желаний жар только сильнее опалял его тело.
– Как вижу, ваш ум не уступает вашей красоте, – сглотнув, шехзаде постарался говорить как всегда уверенно и прохладно, но бурлящий взгляд выдавал его с головой. – И теперь, когда вам известно, кто я, назоветесь ли вы сами?