Залив Полумесяца
Шрифт:
– А откуда вы знаете обо всем этом, матушка?
– Айнель приходила. Она говорит, Фатьма Султан очень огорчена сегодняшними событиями. Даже попросила свою племянницу уехать и оставить ее одну. Уж не знаю, что она собирается делать в таком-то положении… Но, думаю, так просто она не сдастся.
– Сомневаюсь, что Фатьме Султан удастся заткнуть за пояс Афсун Султан до вмешательства отца, – с сомнением протянула Айнур Султан. – Тетушка не из тех, кто готов на все, чтобы сохранить свою власть, а Афсун Султан не из тех, кто легко сдается. Думается мне, это еще только начало наших проблем…
– Наших? –
Дворец Топкапы. Покои Айнур Султан.
– Возможно, вы хотите перед сном сходить в хамам, госпожа?
– Нет, Алиме, не нужно, – ответила своей служанке Айнур Султан, входя в ее сопровождении в личные покои. – Я…
Султанша замерла и осеклась, увидев вальяжно восседающего на тахте шехзаде Орхана, темный взгляд которого впился в нее. Лишь на мгновение Айнур Султан позволила собственным чувствам проступить на лице: изумление, облегчение, волнение. Но затем она их поспешно спрятала и, приняв прохладный вид, обернулась на Алиме-хатун, которая тоже замерла у порога вместе с ней.
– Ступай. Я позже позову тебя.
Поклонившись, служанка оставила их наедине. Айнур Султан снова повернулась к брату и, сохраняя внешнее спокойствие – даже хладнокровие – спросила:
– Что ты здесь делаешь, Орхан?
– Жду твоего возвращения, надо полагать, – также спокойно ответил ей шехзаде. – Неужели вечер был настолько увлекательным, раз ты вернулась к себе только сейчас?
В его голосе явственно сквозила ревность, как и изрядная доля сарказма. Он всегда использовал его, когда злился или пытался кого-то задеть. Отвернувшись от брата, Айнур Султан подошла к своему большому зеркалу, охватывающему ее во весь рост, и стала снимать с себя драгоценности. Сняв с шеи серебряную цепочку с бриллиантовым кулоном в виде серпа полумесяца, она невозмутимо направилась к одному из настенных шкафов, открыла его и убрала кулон в стоящую на полочке шкатулку с драгоценностями. И только после этого, испытывая его терпение, ответила:
– Да, вечер был чудесным. Жаль, что прежде я отдалилась от Мехмета. Он такой славный! Я пообещала и завтрашний день провести с ним. Нам ведь еще многое нужно обсудить…
Тут терпение шехзаде Орхана лопнуло, и он, не выдержав, резко встал, направился к сестре и захлопнул дверцы шкафа, в который Айнур Султан убрала теперь и свое кольцо. Она возмущенно обернулась на него и наткнулась на неожиданно виноватый и просящий взгляд.
– Знаю, я был не прав, – все-таки очень тяжело, но признал шехзаде Орхан. – И пришел, чтобы все исправить. Я…
– В таком случае тебе следовало прийти не ко мне, а к Мехмету, – мягко перебила его султанша. – Ведь это его ты в очередной раз незаслуженно обидел. И пока ты перед ним не извинишься, я не желаю говорить с тобой, Орхан.
После этих слов она увидела, как взгляд брата становится уже хорошо знакомым ей – бурлящим от негодования и пронзительным.
– И за что я должен извиняться? – процедил шехзаде Орхан. – Я сказал то, что думаю.
– Порой то, что мы думаем, ранит других людей.
– Это проблема Мехмета, раз уж он такой ранимый.
– Я не собираюсь говорить в подобном тоне, – устало выдохнула Айнур Султан и попыталась отойти, но брат ухватил ее за руку и, поднеся ее к губам, поцеловал, заставив ее сердце дрогнуть.
– Если ты так этого хочешь, я извинюсь перед ним, но не потому что виноват, а потому что ты мне дорога.
– Но ты виноват, Орхан! – уже было растаяв, возмущенно воскликнула Айнур Султан и высвободила свою руку. – Это ведь не впервые. Сколько раз ты причинял боль Мехмету, а я просто смотрела на это со стороны? Больше подобного не будет. Мы оба были не правы. И теперь я тоже хочу все исправить. Я желаю, чтобы мы все жили в мире, как и пристало братьям и сестре. Не понимаю, почему ты не можешь быть и с Мехметом таким же, каким ты бываешь со мной?
Раздраженно выдохнув, шехзаде Орхан отошел от нее и запустил руку в свои темные волосы. Видя, что он все больше злится, Айнур Султан напряженно следила за ним взглядом и стояла на месте. Но замолчать она была не в силах.
– Орхан, я дорожу вами обоими! Почему вы вечно ставите меня перед выбором? Мы же можем проводить время все вместе, не отделяясь от кого-то одного.
Тот обернулся на нее с усталым лицом и невесело усмехнулся, как будто она сказала глупость.
– Я не падок на жалость, Айнур. И считаю, что Мехмет сам виновен в том, как к нему относятся. Все трясутся над ним, словно он все еще беззащитный ребенок, который, упаси Аллах, может пораниться, если шагнет в сторону от материнской юбки!
Айнур Султан вздрогнула от последних его слов, которые брат в негодовании почти что прокричал. Он осознал, что перегнул палку, и снова шагнул к ней, обхватив ладонями ее лицо и жадно вглядевшись в него.
– Есть только ты и я! – горячо заговорил он, пронзая ее своим взглядом. – Так было всегда. И я не хочу ничего менять.
– Но это неправильно, – порядком измученная этим разговором, с болью в голосе отозвалась Айнур Султан. – Орхан, у тебя, кроме меня, есть семья. Отец, твоя мама, Ибрагим, который тебя обожает. Мехмет, Осман, Мурад, Эсма, в конце концов. Вся наша большая семья! Они все тоже заслуживают быть частью твоей жизни. Почему же ты отвергаешь их?
– Наверно потому, что они первыми меня отвергли только за то, какой я, – обнажив свою затаенную обиду, жестко произнес шехзаде Орхан, а после, как часто бывало, порывисто прислонился своим лбом к ее, положив ладонь сестре на затылок. – Кроме тебя мне никто не нужен…
Больше не имея сил спорить, Айнур Султан затихла, опустив веки, и молча стояла так некоторое время, чувствуя, как болезненно щемит в груди. После она чуть отстранилась и заглянула ему в глаза, выражающие такую же болезненную привязанность, которую питала она сама. Хотя, наверно, все же не такую глубокую и мучительную. С сожалением Айнур Султан признала, что для нее в брате не заключался весь мир. Для нее также существовали и отец, и мать, и другие братья. Но для шехзаде Орхана существовала только она, и это словно бы еще больше привязывало ее к нему – султанша не могла отвергнуть человека, который любил ее и нуждался в ней больше, чем кто-либо другой на целом свете.