Заложница миллиардера

Лав Агата

— Марина.

Когсворт с фальшивой покорностью склоняет голову и выходит прочь. Я провожаю его взглядом и зачем-то продолжаю смотреть в проем, разглядывая гостиную с камином.

— Что ты увидела в гараже? — Марина подходит к столу.

— Он был там. Твой брат, — я принимаю стакан с водой из ее подрагивающей ладони, замечая, как мое признание зажигает искры удивления в глазах Марины. — Он сам показал мне машину, в которой едва не сгорел.

Марина пропускает вдох.

— Но он не сказал, за что с ним так поступили. И не назвал своего имени. Знаешь, я уже не уверена, что

хочу услышать правду от тебя. Когсворт прав, лучше он… Может я ошибаюсь, но я чувствую, что он сам хочет поделиться. Он расскажет мне со временем, — я уверенно киваю, убеждая саму себя. — Я раньше торопилась, потому что боялась задерживаться в вашем доме, но сейчас разве есть разница? Ког сказал, что мне нужна охрана, а значит я не скоро поеду домой.

Я пытаюсь подступиться к главному, что меня тревожит. Только вот для этого не придумали мягкие или деликатные формулировки. Как в светской манере поинтересоваться, “почему твой бывший муж пытался сжечь заживо твоего брата?”

— Мне действительно грозит опасность? — я поднимаю глаза на Марину, которая обдумывает мои доводы. — Это не паранойя Когсворта?

— Саша, если бы я знала. Я надеялась, что всё осталось в прошлом, что он смирился…

— Бывший муж?

— Да.

— Расскажи о нем. То, что касается вас двоих.

— О браке? — Марина хмурится. — Мы были женаты всего три года, познакомились на благотворительной выставке, которую устраивал брат, и как-то всё сразу сложилось. Мы сыграли скромную свадьбу, и у меня и у Барова были браки до этого, поэтому мы решили без торжеств. Пригласили только близких, познакомили наших сыновей между собой, сделали фотографии. Они все глупые получились, — Марина улыбается, на мгновение проваливаясь в счастливое прошлое, — я недавно хотела пересмотреть, но не смогла найти. Может, и к лучшему.

— Он богат, да?

— Безумно. Баров богат и опасен.

Глава 15

Когда со двора доносится рык мотора, я иду к окну. Два черных внедорожника становятся в ряд, освещая парковку ярким светом фар, из первой машины выходит крупный охранник и направляется к багажнику. Я неотрывно слежу за ним и вскоре вижу, как он достает что-то объемное. С металлическим холодным блеском…

Черт, это коляска.

Я отворачиваюсь от окна, словно увидела там призрака, и замечаю встревоженный взгляд Марины.

— Мне, наверное, лучше уйти, — говорю ей. — Наверху же спальни? Я лучше поднимусь, пока они…

— Что там?

— Они достали коляску, — я тяжело выдыхаю. — Он видно совсем выбился из сил. Он и в гараже был постоянно на ногах, присел всего на пару минут.

— Вот что с ним делать! — Марина в сердцах взмахивает ладонями. — Пока не рухнет от усталости, не успокоится. Никак не поймет, что прежнего здоровья уже не будет, что нужно беречься и выполнять предписания реабилитации, а не ломать себя. Он как будто назло, свыкся с болью и специально делает хуже!

— Марина, Ког прав, тебе нужно успокоится. Пойдем вместе наверх, тут полно здоровых мужиков, они разберутся, а тебе нужно прилечь.

— Я хочу дождаться его врача.

— Потом с ним поговоришь, — я

протягиваю ладонь, обхватывая ее локоть. — Трагедии не случится, если ты поговоришь с ним через пару часов. И потом ты ругаешь брата, а сейчас очень напоминаешь его, упрямишься точь-в-точь как он.

Я улыбаюсь ей, чтобы разрядить обстановку. Я уже думала об этом, что Марине самой нужно крепкое плечо, ей пора выдохнуть после года, что она провела рядом с трагедией родного брата. Не знаю, почему она отталкивает Кога, а со стороны это выглядит именно так, но от меня ей будет труднее отмахнуться. Я идеально вписываюсь в их семью, у меня тоже и характер непростой и упрямства не занимать.

— Давай не будем усложнять ситуацию, — я заговариваю ее, подводя к двери. — Он же сейчас тоже не в лучшем расположении духа. Ты же лучше меня знаешь, какой он будет злой из-за коляски. Значит по-другому никак, если он согласился.

— Да, — Марина кивает. — Ему нужен укол, у него боли, если он не может встать.

— Они всё сделают. Ког рядом.

Я увожу ее наверх, хотя Марина норовит остановиться на каждой ступеньке. Но в самой спальне, которую я не выбираю, а просто-напросто открываю первую дверь и с облегчением нахожу в комнате большую кровать с покрывалом песочного оттенка, становится легче. Марина перестает противиться, когда оказывается на кровати. Она тоже вымоталась за сегодня, ее дыхание замедляется и она позволяет снять с себя обувь. Хотя и шепчет что-то смущенное.

— Удивительно, Марина. Ты столько заботишься от других, а сама чувствуешь себя неловко.

Я достаю из шкафа одеяло, выбирая то, что хранится в заводской упаковке, и укрываю ее.

— Я могу заснуть, — признается Марина, как будто сознается в страшном грехе.

— Было бы идеально. Я посижу рядом, пока это чудо случится.

Марина коротко улыбается, наконец, расслабляясь и бросая противиться сну.

— Разбудишь меня через час, — не унимается она.

— Спи, ради бога. Просто спи.

Я сижу на краешке кровати, пробуя разные техники гипноза. Я мысленно уговариваю Марину заснуть снова и снова, а, когда это удается, аккуратно поднимаюсь и выхожу за дверь.

— Не вздумай, — угрожающе шепчу на охранника, который останавливается у противоположной двери и уже собирается швырнуть тяжелую спортивную сумку на пол. — Ни одного шороха. Марина спит.

— Ааа…

Глупо тянет он, сжимая сумку крепче в ладони.

— Скажи своим, чтобы не шумели здесь.

Он кивает.

Я же поворачиваю к лестнице и вдруг понимаю, что меня слушают. Я на автомате приказала ему и случайно убедилась, что оказывается имею право отдавать распоряжения. Я считала себя заложницей, потом гостьей странного дома, а теперь нужно искать новое определение.

Как следующая ступенька доверия.

Я спускаюсь на несколько ступенек вниз, стараясь заранее рассмотреть, кто есть в комнате. Меньше всего мне хочется нарваться на Хозяина. В комнате слишком светло, да и чертова коляска… Я могу представить, какой это удар по мужскому самолюбию, особенно для такого сложного человека, как Хозяин. Он не свыкся со слабостью за год, наоборот, он делает себе хуже, пытаясь жить как здоровый мужчина.