Заложница
Шрифт:
Она работала с утра до вечера, оставаясь и после закрытия магазина: сначала готовилась к фестивалю, затем проводила инвентаризацию, переоформляла витрину… И сама понимала, что делает это потому, что не хочется идти домой.
А потом все-таки шла. Ела что попало, садилась у телевизора — и упорно заставляла себя не заходить по какому-то надуманному поводу в чулан. Потому что, вопреки ее воле, где-то глубоко внутри теплилась надежда, что она зайдет туда в очередной раз — и Рейлан окажется там. Почему, откуда — неважно.
В конце
А потом пришло письмо…
Грейс поначалу даже не обратила на него внимания. Вынула на ходу из ящика, бросила короткий взгляд — обратного адреса не было. Подумала: «Очередная реклама, потом гляну», сунула в карман плаща и заторопилась дальше. И нашла только через несколько дней — искала ключи и случайно наткнулась.
В конверте оказалось официальное письмо на бланке управления полиции Сан-Диего — ее благодарили «за содействие в расследовании». Подписано оно было заместителем начальника ОВР капитаном Кесслером.
Выходит, Рейлан говорил правду…
Не Рейлан — Рик. Ричард Коулман.
О нем самом в письме не было ни слова. Где он, что с ним?! Одно ясно: до Сан-Диего он добрался — целый и невредимый.
А где он теперь — понятно, где. Вернулся к жене. Вернулся, помирился, живет, работает, и все у него хорошо, и наверняка он не рассказал ей о женщине, которая прятала его — рисковала, беспокоилась, лечила, жалела… которая спала с ним и от которой он ушел, даже не попрощавшись.
Хотя сам, может быть, иногда посмеивается, вспоминая…
Вечером Грейс пришла в чулан с бутылкой и пакетом сырных палочек — как когда-то — и села на кушетку. И налила себе полный бокал того самого белого французского вина…
Она пила, разговаривала вслух, даже смеялась. Наверное, если бы соседи увидели ее в эти минуты, окончательно уверились бы, что она ненормальная. Ненормальная с кошками… Коты и впрямь сидели вокруг и прислушивались.
Но разговаривала она не с ними — с Рейланом; он так и остался для нее Рейланом — имя Рик казалось чужим и непривычным.
Вспоминала, как они сидели на чердаке, и как он сердился на нее, и как они танцевали ночью при свечах. Упрекала, что не попрощался, не позвонил…
Хотя за что можно его упрекнуть?! Он же ничем не обманул ее. Честно сказал, что женат, и ясно было, что уйдет… И ничем не обидел — ни словом, ни жестом. Наоборот, дал ей, хоть ненадолго, возможность почувствовать, что она любима и желанна. Даже прощальное письмо было таким, какое мог бы написать человек любимой женщине — любимой, а не случайной…
Грейс не было нужды перечитывать это письмо — она и так знала его наизусть. Оно лежало в кожаной шкатулке «для
Перед тем, как лечь спать, она положила в шкатулку и письмо из Сан-Диего — пусть оно тоже станет частью этих самых «воспоминаний». Как билет в кино — память о первом свидании; как проспект выставки керамики, где в числе прочих были и две ее работы — и как многое другое.
А утром подъехала в строительную контору и договорилась насчет мастерской. И заодно о том, чтобы ей отремонтировали чулан — выкинули все ненужное, в том числе старую кушетку и шкаф, побелили стены и сделали полки.
Через несколько дней Кип в очередной раз пригласил ее в «Погребок», и Грейс не стала отказываться — в самом деле, почему бы и нет?! Кажется, он здорово удивился…
С тех пор она порой соглашалась то поужинать с ним, то съездить потанцевать. Даже на бейсбол пару раз сходила — уж очень он уговаривал.
И когда он как-то поздно вечером обнял ее в машине, не стала противиться. Его руки жадно шарили по ее телу, лезли под блузку — Грейс знала, что это не те руки, которые ей нужны, но уговаривала себя, что, может, и ничего, может, и стерпится — зато будет с кем провести вечер, все не одна! Лишь когда Кип поцеловал ее и Грейс почувствовала у себя во рту его язык, ощутила пахнущее пивом горячее дыхание, ей вдруг стало так мерзко, что неожиданно она оттолкнула его и выскочила из машины. Пробежала несколько шагов — потом вернулась и сказала:
— Нет, Кип, ничего у нас не выйдет. Я попробовала и… нет, не выйдет. И не надо больше мне звонить. Извини.
Через пару недель Моди мрачно сообщила, что Кипа видели в обществе рыженькой секретарши мэра.
Наступил сентябрь. Моди уехала в какой-то совершенно потрясающий трехнедельный круиз — до того она месяц предвкушала, как будет сидеть на палубе, пить коктейль и ничего — ну ничегошеньки! — не делать.
На время ее отсутствия все дела в магазине свалились на Грейс — и покупатели, и поставщики, и Анита, которая была в разгаре бурного романа и то радостно отпрашивалась пораньше — то, наоборот, молча страдала и роняла все с полок.
Возвращаясь субботним вечером домой, Грейс никак не могла отключиться от рабочих дел и мысленно составляла список того, что нужно в понедельник заказать у поставщика. На стоявшую напротив дома серебристую машину она еле обратила внимание — подумала только, что, наверное, к миссис Квентин снова приехали родственники из Денвера.
Она уже была у крыльца, когда ее вдруг окликнули; обернулась — и не сразу поняла, что это Рейлан — настолько непохож он был на человека, которого она помнила…