Заложница
Шрифт:
Гарольд нетерпеливо топтался возле моих ног, готовый в любой момент сорваться с места и удрать вместе с аппаратом. Этого нельзя было допустить ни в коем случае!
Эх, если бы я могла посвистеть! Он у меня приучен на свист прибегать и на плечо забираться — я его за это обычно сухим печеньем угощаю.
А может, другой похожий звук сойдет?!
И я взвыла, как могла тоненько и жалобно, мысленно умоляя его: «Миленький, ну пожалуйста, подойди ближе!» — со стороны это, наверное, напоминало собачий скулеж.
Гарольд от удивления наклонил голову, ушки встопорщил: что это со мной?!
Он подошел ближе. В ответ я вдохновенно проскулила какое-то подобие вальса из «Спящей красавицы», закончив его на высокой ноте.
Возможно, тонкий ценитель музыки и счел бы эти звуки режущим ухо воем — но у Гарольда от восторга аж челюсть отвисла. Выронив телефон, он полез мне на колени, ткнулся носом в лицо: «Еще, еще давай!»
Я тут же прихлопнула аппарат ногами. Еще пару раз пискнула Гарольду, чтобы его совсем уж не разочаровывать, и заерзала, спихивая его с колен. Мне было не до него — предстояло решить еще одну непростую задачу: подтянуть к себе телефон, лежавший под лодыжками.
Как ни странно, справилась я с ней достаточно легко — легла набок и связанными ногами осторожно пододвинула аппарат: одно резкое движение, скользнет по полу, отскочит — и поминай как звали! В результате он оказался под коленями. Я перевернулась на другой бок и повторила маневр, на этот раз подтащив телефон коленями к животу.
Еще пара минут — и вожделенный аппарат лежал у меня перед самым носом! И только тогда я впервые задумалась: а дальше-то что делать?! Ладно, номер можно попытаться носом набрать (хорошо, что у меня простой аппарат, а не модный, с откидывающейся крышечкой) — но говорить с заклееным ртом как?!
Увы, издаваемые мною сдавленные звуки едва ли могли сойти за членораздельную речь. Неплохо получалось лишь некое подобие «угу» или «ага» — звучало оно как «ы-ы», но при желании нетрудно было понять, что это знак согласия.
Негусто! Но делать нечего — нужно обходиться тем, что есть.
Для начала я нажала носом кнопку — экранчик послушно загорелся. Ага, получается!
Теперь — куда звонить? В полицию — бесполезно, услышав мое мычание, они просто повесят трубку. Нет, решила я, звонить нужно тому, кто хорошо меня знает — то есть Стивену. Он умный, он сразу поймет, что это я и что я попала в беду! Да и позвонить ему проще простого: его номер должен быть в «списке последних набранных номеров», я ему вчера вечером сообщение оставляла!
Я тщательно прицелилась и клюнула нужную кнопку — на экране высветился список. Теперь третий по порядку номер нужно выбрать — черт, телефон куда-то в сторону отъехал! — и слева кнопку нажать — «соединить». Как это просто пальцами делать — и как, оказывается, непросто носом!
Гудок… еще гудок… еще…
— Але! — отозвался телефон голосом Информатора. А он здесь откуда? Я что, что-то не то нажала? Но раздумывать об этом было некогда.
— Ы-ы… и! — единственное, что удалось мне ответить вместо вразумительного «Это я!».
— Але! — повторил Пол с недоумением. — Это кто?
— Ыыы! Ыу-уу! Ы-ы!
— Слушай, хватит дурака валять! Говори нормально!
— Ы! Ы! У-у-у!!! — энергично воспротивилась я.
— Все, вешаю трубку!
— Ы-ы-ыыы!!!
И
— Джеки?.. — неуверенно спросил он.
— У-ыыы!!!
— Я твой номер вижу на экранчике — это ты?
— Ы-ыыы!!! — взвыла я еще жалобнее.
— Давай, я тебе перезвоню!
— Ы-ы-ы-ы-ы! — это был вопль отчаяния: да что он — не понимает, что перезванивать бесполезно, говорить я все равно не смогу?!
— Джеки, что с тобой? У тебя проблемы?
— Ы-ы!
И тут… Пол мне как-то хвастался, что у него ай-кью чуть ли не двести — теперь я поверила, что парень — гений:
— Тебя… тебя похитили? — спросил он.
— Ы-ы! Ы-ы!
— И ты не можешь говорить?
— Ы-ы!!!
— Джеки… Джеки, ты только не волнуйся! — посыпались слова из трубки. — Не бойся, пожалуйста! Я сейчас что-нибудь придумаю! Мы тебя спасем, обязательно спасем, не бойся! Тебе плохо? Они тебя обижали? Ты где? Ах да, ты же говорить не можешь! Сейчас я… сейчас мы…
Я так и не узнала, что Пол собирался сделать. Внезапно вспыхнувший в подвале свет резанул по привыкшим к полумраку глазам, и на лестнице послышались тяжелые шаги.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
(Увези меня, папа!)
Как выяснилось, не было необходимости, дергаясь, как рыбка на крючке, судорожно заталкивать телефон себе за спину и садиться, чтобы получше его скрыть. Аронсон бы его, скорее всего, не заметил — он и меня-то с трудом видел. Он был пьян до невменяемости — еще хуже, чем вчера.
На лестнице он поскользнулся и последние несколько ступенек проехал на заду, но бутылки из руки не выпустил. Встал, вышел на середину подвала — и, явно с усилием, сфокусировал взгляд на мне.
— А-аа, сидишь… сука!
Я вздохнула с облегчением — не от его слов, а потому, что в этот момент мне удалось, нажав плохо слушающимися пальцами какую-то кнопку, заткнуть, наконец, несущийся из аппарата голос Пола.
— Сука! — злобно повторил он, по-собачьи оскалившись. Я с трудом понимала его — настолько у него заплетался язык. — И они все тоже суки! Нет, ты представляешь, что он мне сказал?! Гад, сволочь, говорит, не надо было, мол, тебя трогать — шла бы своей дорогой! Представляешь?!.. — Тут Аронсон вспомнил про зажатую в руке бутылку и сделал из нее несколько глотков. — Нет, ты представляешь?! Они тут будто и не при чем! Я ему твержу, что ты бы нас запросто заложила — а он, сволочь, говорит, сам разбирайся с ней теперь! Гад!
Под пальцами у меня был телефон. От этого становилось чуть полегче: вот она, ниточка в привычный мир нормальных людей! Сейчас… Сейчас этот тип уйдет — и я позвоню Стивену. И Биллу, и папе, и всем, до кого удастся добраться. Наверняка кто-нибудь догадается, что это я, и поймет, что я попала в беду. Пол же догадался!
Но Аронсон и не думал уходить. Вместо этого он принялся расхаживать по подвалу, то и дело прикладываясь к бутылке и продолжая высказываться. Язык у него с каждой минутой заплетался все сильнее, и мне удавалось различить лишь отдельные реплики: «Суки, сволочи… Сам, говорит, разбирайся… Будто они не при чем… Я им покажу — не при чем! Гады!..»