Заложница
Шрифт:
А вот за меня Стив испугался. Не потому, что я могла перехватить у него эту тему — он знал, что в чертежах я не разбираюсь и едва ли пойму их значимость. Но тут пахло аферой, связанной с большими деньгами, и я чисто случайно могла перебежать дорогу замешанным в ней людям.
Сказать мне об этом прямо он не мог — знал, что я, наоборот, заинтересуюсь и начну, как он потом выразился, «совать нос куда не надо». Но рассказал обо всем Биллу — именно поэтому тот так странно вел себя: спрашивал, чем я занимаюсь и куда иду, и советовал
Когда Стивен узнал, что у меня в компьютере стерлась информация, для него это стало лишним доказательством того, что чертежи — подлинные.
Поэтому он тоже просил меня быть осторожнее — всего за день до того, как я отправилась «интервьюировать» Аронсона. Что бы мне внять его совету!
Дорн и Аронсон в тюрьме, скоро суд. Второму «исполнителю» — парню, похожему на Клинтона — прокуратура не стала предъявлять обвинение: а что он особенного сделал? Отвел мальчика в кусты, дал шоколадку и сказал: «Сиди и жди маму»? Побыл с Билли Аронсоном несколько дней в загородном доме Дорна?
Если первое можно счесть хулиганством, то второе вообще не наказуемо: он же делал это с ведома отца Билли! И мальчик ничуть не пострадал — наоборот, чувствовал себя на седьмом небе: добрый дядя учил его ловить рыбу, давал сколько угодно вкусных вещей, которые мама почему-то считает вредными, и разрешал хоть до полуночи смотреть телевизор!
Дорн признает свою вину в организации похищения детей, но настаивает на том, что эти «похищения» были заведомо фиктивными и никому вреда не принесли.
Единственное, что он отрицает — это то, что сказал Аронсону, чтобы тот «сам со мной разбирался». Наоборот, утверждает, что пришел в ужас и приказал немедленно отпустить журналистку.
Конечно, тюрьмы ему не миновать в любом случае — но зачем сознаваться еще и в подстрекательстве к убийству?!
Аронсону тоже грозит солидный срок — в основном из-за меня.
Его адвокаты, правда, утверждают, что по психологическому типу он вообще не способен на насилие и действовал от испуга и растерянности, сам толком не понимая, что творит.
Способен он был убить меня или просто ждал бы, пока я умру сама — я не хочу сейчас гадать. И вспоминать об этом подвале тоже лишний раз не хочу — он мне и без того до сих пор по ночам в кошмарах снится…
Так что все лавры в этой истории достались Стивену — именно он написал серию разоблачительных статей о коррупции в мэрии. В результате один из заместителей мэра ушел в отставку, и, по слухам, прокуратура собирается выдвинуть против него обвинение в коррупции и злоупотреблении служебным положением; несколько чиновников были уволены.
Ну, а мне достался сам Стивен.
Когда меня выписали из больницы, он меня домой отвез и весь день со мной просидел, а вечером сказал:
— Если хочешь, я могу остаться… — Плечами пожал, улыбнулся неловко. — Кто-то
И я не стала отказываться, напоминать ехидно «А как же Моди?» — просто ответила «Да».
С тех пор мы снова вместе.
Тот самый ноутбук, из-за которого вся история началась, забрала полиция. Но Стив подарил мне новый, еще красивее, и там на экране тоже рыбки — он специально сделал, раз они мне так нравятся.
А Гарольду он купил новую клетку — огромную, с домиком, двумя полками, гамаком и лесенкой. Когда я спросила, зачем такая большая, объяснил:
— Ну не всю же жизнь ему одному быть! — и посмотрел на меня так, что ясно стало — он не только о Гарольде говорит.
Я уже пришла к выводу, что Джеки Залесски звучит ничуть не хуже, чем Джеки Макалистер. Ну и кроме того — заметки ведь можно и девичьей фамилией подписывать!
ДЕВИЧНИК
Бенджи Перейра недаром носил прозвище «Чистюля» — вида крови он не любил, предпочитая расправляться со своими жертвами с помощью малокалиберного револьвера с глушителем. Из этого оружия он с двадцати пяти ярдов попадал в десятицентовую монету.
Кроме того, он не любил иметь дело с женщинами — в смысле убивать их. Хотя иной раз приходилось, в его профессии случалось всякое. Нет, он никогда не опускался до пошлой уголовщины или — упаси боже! — наркотиков. Его специальностью была добыча информации — секретной, дорогой, а потому порой смертельно опасной (для владельца). И, увы, убийство — разумеется, за деньги. Сам себя он гордо именовал асассином, почерпнув это слово из прочитанного еще в детстве романа про двух неустрашимых и непобедимых наемных убийц.
Но сейчас, прислушиваясь к звукам, доносящимся из-за двери, Бенджи с некоторым неудовольствием думал, что эту бабенку все-таки придется прикончить. Конечно, сначала нужно узнать у нее, где та самая пленка, ради которой он, собственно, и пришел — пленка, которую эта дуреха позавчера отщелкала в парке, снимая белочек и прочие красоты природы — и ненароком захватив в кадр двух людей, которым никак нельзя было «светиться» вместе.
Чтобы успокоить свою совесть, он пообещал самому себе, что сделает это по возможности безболезненно — покойная мама всегда говорила, что обижать девочек нехорошо.
И тут дверь распахнулась…
Несколько мгновений Бенджи был ошарашен — вместо пышечки-блондиночки, фотографию которой он получил вместе с авансом, перед ним стояла черномазая девица выше его ростом, с волосами, заплетенными в унизанные разноцветными бусами косички, и размалеванная так, что хотелось срочно зажмуриться.
— Рита! — зычным голосом завопила она, обернувшись. — Ри-ита, он уже здесь!
— Ну наконец-то! — а вот и его «клиентка» — пышечка-блондиночка! — Господи, как я рада, что вы пришли. Проходите скорее, я вас с утра жду!