Заложница

Браун Сандра

— Не знал, что ты умеешь ловить рыбу, — заметил он.

Господи, он приехал в такую даль, чтобы поболтать о рыбной ловле? Ладно.

— Как видишь, не умею. — Она показала ему загубленную удочку и нахмурилась. — Но поскольку именно этим принято заниматься у прозрачного горного ручья, протекающего прямо под окнами домика… Док, что ты здесь делаешь?

— Ты уже слышала о Ронни?

Тайл кивнула. Она знала, что Ронни Дэвидсон быстро поправляется. Если так пойдет дальше, его через несколько дней выпишут из больницы.

— У Сабры тоже все замечательно. Она уже вернулась в Форт-Уэрт. Я вчера разговаривала с ней по телефону. Они с матерью собираются вместе вырастить Кэтрин. Ронни сможет приходить, когда захочет, но они решили пару лет подождать со свадьбой. Вне зависимости от того, как решатся его проблемы с законом, они договорились подождать и посмотреть, выдержат ли их отношения испытания временем.

— Молодцы. Все правильно. Мне кажется, они все-таки будут вместе.

— И они так думают.

— А что Денди? Наверное, радуется, что ему не придется отвечать за убийство?

— Но попытка-то была? И дюжина свидетелей это подтвердят. Надеюсь, ему вкатят на полную катушку.

— Я за. Он едва не погубил несколько человек.

Они помолчали. Тишину нарушало только пение птиц и непрерывный гулкий шум ручья. Когда напряжение стало невыносимым, Тайл снова спросила:

— Что ты здесь делаешь?

— Я получил сырный пирог от Глэдис и Верна.

— Я тоже.

— Огромный.

— Просто колоссальный.

Тайл почувствовала, что глупо продолжать держать в руках удочку, и положила ее на землю, но тут же об этом пожалела. Теперь некуда было девать руки, которые вдруг стали казаться огромными и нелепыми. В конце концов она сунула их в карманы джинсов.

— Дивное место, верно?

— Согласен.

— Когда ты приехал?

— Примерно час назад.

— Вот как… — Она подняла на него глаза и снова жалобно повторила: — Док, что ты здесь делаешь?

— Я приехал поблагодарить тебя.

Тайл опустила голову и уставилась на ноги. Кроссовки глубоко увязли в песке на берегу ручья.

— Не надо. Меня благодарить, я хочу сказать. Я не могла использовать эту запись. У меня ведь и видео было, снятое с помощью камеры Глэдис. Качество оставляло желать лучшего, но таких кадров не имел больше ни один репортер в мире.

Она глубоко вздохнула, не решаясь взглянуть на него.

— Но на той пленке был ты. Вполне узнаваемый. И я не хотела пользоваться тобой, после того… что произошло в мотеле. Слишком все стало личным. Я поняла, что на свете есть кое-что поважнее репортерских сенсаций. Вот я и выбросила пленки. Никто их никогда не видел и не слышал.

— Гм-м… Ну, я не за это тебя благодарил.

Она резко подняла голову.

— Что?

— Я видел твою передачу. Она была замечательной. Я действительно так думаю. Классный профессионализм! Ты заслужила все похвалы, которые получила. И я признателен тебе за то, что ты не обнародовала наши личные разговоры. Но ты была права: мне не удалось спрятаться. Меня бы все равно разоблачили — с твоей помощью или без нее. Я теперь это понимаю.

Впервые в жизни Тайл не нашлась что сказать.

— Я приехал сказать тебе спасибо за то, что ты заставила меня критичнее взглянуть на самого себя. На мою жизнь. Понять, что я трачу ее впустую. После смерти Шари и всего остального мне требовалось время, чтобы побыть одному, все обдумать, все переоценить. Это заняло у меня… скажем, полгода. А все остальное время я делал именно то, что ты сказала: я прятался. Наказывал себя. Выбрал для решения своих проблем самый трусливый путь.

Теперь Тайл ощущала не просто напряжение. Ее душили чувства. Она пока не могла разобраться в их природе, но ей хотелось кинуться к нему, обнять, утешить. Однако сначала она должна была услышать, что скажет он. Док обязательно должен был это сказать! И Док словно бы прочитал ее мысли.

— Я возвращаюсь, — сказал он. — Последнюю неделю я провел в Далласе, говорил кое с кем из врачей и исследователей. С новичками, которые придерживаются моего агрессивного метода лечения этого заболевания, с докторами, которым обрыдло таскаться по бесчисленным комитетам и комиссиям, чтобы получить одобрение новых методов, пока пациенты страдают, а все другие меры не дают результата. Нам хотелось бы вырвать медицину из рук юристов и бюрократов и вернуть ее врачам. Вот мы и решили создать группу, объединить наши ресурсы и знания… — Он взглянул на нее. — Ты что, плачешь?

— Солнце бьет в глаза.

— А, понятно… Вот это я и хотел тебе сказать.

Тайл аккуратно и по-деловому вытерла с глаз слезы.

— Тебе не следовало ехать так далеко. Мог бы прислать сообщение по электронной почте или позвонить.

— Это тоже было бы трусостью. Я должен был сказать это тебе лично.

— Как ты меня нашел?

— Поехал в вашу студию. Поговорил с Галли, который, кстати, попросил меня передать тебе кое-что. — Она кивнула головой, показывая, что слушает. — Он сказал: «Передай ей, что я не полный кретин. Я понял, что значит „слишком сложна“». Ты что-нибудь понимаешь?

Она засмеялась.

— Да.

— Объяснить не желаешь?

— Может быть, потом. Если ты останешься.

— Если ты не возражаешь против моего общества.

— Думаю, перетерплю.

Док улыбнулся в ответ на ее широкую улыбку, но тут же снова стал серьезным.

— Мы с тобой оба трудоголики, Тайл.

— И это, полагаю, нас и притягивает друг к другу.

— Может быть. Но нам будет нелегко.

— Ничто стоящее не бывает легким.

— Мы не знаем, куда это приведет…

— Но мы знаем, на что надеемся. А еще мы знаем, что это не приведет никуда, если мы не попытаемся.

— Я любил свою жену, Тайл. Я слишком хорошо понимаю, как любовь может ранить.

— Еще больнее не быть любимым. Кто знает, может, нам удастся найти способ любить, не причиняя друг другу боли?

— Господи, до чего же мне хочется прикоснуться к тебе!

— Док… — пробормотала она и снова рассмеялась. — Брэдли? Брэд? Как мне тебя звать?

— Пока достаточно просто сказать: «Иди сюда».