Заложник страсти
Шрифт:
Она пришла на следующий день, поставив на бедро таз с зерном - покормить попугаев. Вычищая клетки, она бросала в сторону Марко лукавые взгляды, но заговаривать с ним не спешила. Проторчав у решетки без толку, он завалился на постель, заложив руки под голову, и затянул песню о том, как трудно красавчику Пьетро в разлуке с любимой.
– Какие грустные песни поет господин, - сказала вдруг Петра, оказавшись совсем рядом с клеткой.
– А что еще остается делать волку, когда ягнята пробегают мимо?
– ответил ей Марко, не спеша подниматься с постели.
– Только выть.
– Ягнята боятся, что волк
– Даже если волк в клетке?
– Так пойманный зверь всех опаснее, как говорит моя госпожа, - скромно заметила девица, хотя в глазах ее плясали бесенята.
Упоминание о Сафоре только добавило Марко злости и огня, тем более, девица была рядом - почти вплотную к прутьям клетки, и дышала жаром роскошного тела. Груди ее так и натягивали рубашку, требуя свободы.
– Если боишься - слушайся госпожу и проходи мимо, - сказал Марко, следя за Петрой краем глаза.
– Так и сделаю, - сказала она.
– Только еще полюбуюсь на вас. Очень уж вы хороши, господин.
Она подошла совсем близко, и Марко, взвившись с места, как пружина, поймал служанку за передник, просунув руку между железных прутьев, и притянул к себе, жадно шаря по ее телу руками. Впрочем, она вырваться не пыталась и на помощь не звала:
– У меня нет ключей от вашей клетки, господин...
– А я и не ключи ищу, - ответил Марко и тут же потянул вырез ее платья, открыв налитые груди - огромные, как дыни, с торчащими темными сосками.
– Ах-х!.. Что же вы делаете теперь?..
– прошептала Петра, прижимаясь к решетке так, что ее груди оказались внутри клетки.
– Да вот увидел два прекрасных плода и хочу попробовать их на вкус, - Марко покрыл поцелуями сначала одну грудь, а потом другую. Потом он легко прикусил один сосок и был вознагражден томных и счастливым вздохом, а когда прикусил второй - Петра издала гортанный стон и вцепилась в прутья клетки, чтобы не упасть.
– И на вкус они так же хороши, как и на вид, - сказал Марко низким, волнующим голосом.
– Попробовал, и не могу насытиться.
– Ну так ешьте, - ответила девица прерывисто и глядя безумно.
– Накормить голодного - разве не этому учит нас церковь?
– Какая добрая!
– Марко оторвался от ее груди.
– Просто сама доброта. Но я вижу спелые вишни, и хочу их тоже, - он несколько раз поцеловал девицу в губы, - и в самом деле - сладкие.
– Так я поделюсь с вами сладостью, - Петра через решетку обхватила его за шею и сама прижалась губами к губам.
Марко выждал, пока она совсем не потеряет голову от поцелуев, а потом отстранился и коротко приказал:
– Повернись.
Петра послушно развернулась, задирая юбку и прижимаясь к решетке задом.
Она уже текла от желания, и Марко даже не соизволил войти в нее медленно - врубился сразу, крепко, до самого основания, ощутив яйцами нежную кожу, уже липкую от любовных соков. Он орудовал бедрами, вонзаясь в женщину все сильнее и сильнее, и стискивал зубы, предчувствуя разрядку. Наконец-то! Первая баба за последние несколько недель! Дорого бы он дал, будь на месте служанки ее хозяйка.
Мысли о Сафоре чуть не заставили его сыграть раньше времени. Вожделение, злость, жажда мести - вот что она вызывала в нем, и сейчас за все расплачивалась Петра. Марко не слушал, что там лепетала служанка, всхлипывая при каждом его ударе, потому что она значила для него не больше, чем яблоко, что он съел перед этим, раздавив огрызок. Случись это при других обстоятельствах, он и не обеспокоился бы о ее удовольствии - просто взял бы и забыл.
Но сидя в клетке, под властью такой отъявленной суки, как Сафора, приходилось думать о будущем. И Марко потрудился, чтобы глупая служанка осталась довольна, а дождавшись удовлетворенного стона, быстро догнался сам, ткнув Петре еще раз пятнадцать.
Потом они сидели на полу, пытаясь отдышаться, и Петра была красная, и закрывала глаза.
– Чудесный ягненочек мне попался, - сказал Марко, погладив ее по щеке.
– Придешь завтра?
Она пришла к нему и во второй, и в третий раз, а на четвертый захотела большего - встала на колени, сунула его член себе в рот и отсосала с таким мастерством и пылом, что Марко оставалось лишь постанывать от удовольствия.
– Какое искусство!
– сказал он, вернувшись на землю после полета в небе наслаждений, куда она его отправила.
– А что еще умеешь?
– Что вы, - притворно застыдилась Петра, изображая скромницу, - я вовсе неумелая... Чем уж мне вас удивить?
Марко провожал ее взглядом, когда она уходила, а она оглядывалась через каждый шаг и пообещала на прощанье:
– Приду завтра, мой господин.
21
Выждав неделю, чтобы пленник вдосталь поскучал, я решила его навестить. Утро выдалось удивительно нежным - не опаляющее жарким, а приятно теплым. Настроение у меня было не менее приятным - накануне я получила из Санчи ларец с рубинами и написала королю письмо, полное благодарностей от имени Марко и уверений, что приложу все усилия, чтобы принц остался доволен пребыванием в Брабанте.
Теперь следовало сообщить об этом господину заложнику, чтобы добавить приятности и ему.
Я прошла мимо решеток, поглаживая по головам хищных кошек, и хотела уже посвистеть птицам, чтобы заставить попугаев заговорить, а райских птах - защебетать, но остановилась, услышав нечто, совсем неподобающее зверинцу.
Невозможно было поверить глазам - возле клетки моего пленника стояла Петра, которой было поручено следить за птицами. Юбка ее была задрана на голову, из корсажа вывалились груди и прыгали в такт бешеным движениям взад-вперед. Задом Петра прижималась к решетке, а по ту сторону стоял абсолютно голый Марко Капра и наяривал девицу с чувством, и явным знанием дела. Вздохи, стоны и вскрики заглушали даже болтовню попугаев и рычание хищных кошек.
– Петра!!
– крикнула я, не помня себя от злости.
От моего крика девица открыла глаза, взвизгнула и отскочила от клетки, пытаясь одновременно скрыть голый зад и спрятать в кофту грудь. Марко дернулся за ней, но решетка держала крепко. Он вцепился в металлические прутья, уперевшись в них лбом, а его член так и торчал - налитый кровью, блестящий от любовных соков Петры.
– Простите, госпожа! Простите!
– забормотала служанка.
– Я все объясню...
Не дожидаясь объяснений, я влепила ей две пощечины. Она всхлипнула, схватившись за лицо, но плакать не осмеливалась. Только смотрела вытаращенными от ужаса глазами.