Заложник
Шрифт:
Найденов демонстративно посмотрел на свои наручные часы.
— Вы будете смеяться, Валерий Леонидович, но я практически заканчиваю. Объясняю, зачем я к вам приехал. Президент попросил меня лично разобраться, почему ваша комиссия возражает против того, чтобы человека, до последних минут своей жизни спасавшего репутацию известного конструкторского бюро, а также сотни ни в чем не повинных людей, — я знаю, о чем говорю, я случайно оказался среди них и собственными глазами наблюдал аварию — наградили посмертно высоким званием? Которого он давно заслужил всей своей жизнью. Не говоря о смерти… Ответьте мне, пожалуйста,
— Да будет вам… — нахмурился Найденов. Ну точь-в-точь Мюллер, выговаривающий Штирлицу. Он даже и похож был отдаленно на известного «киношного» группенфюрера. — Скажите, если не секрет, кто конкретно против этого?
— А это, видимо, тот самый редкий случай в нашей с вами практике, когда каждый сам по себе «за», а в сумме получается «против». Это, с вашего позволения, какая-то, понимаете ли, другая математика. Или время диктует, чтобы при сложении плюсов в результате получился минус? Вроде бы абсурд, а сухой остаток показывает, что такое, оказывается, вполне возможно.
— Так ставите вопрос? — Найденов похмыкал, почесал лысину. — А с кем вы успели встретиться? Надеюсь, это не тайна следствия?
— Вовсе нет. Беседовал со Щетинкиным. С известным вам Сан Санычем…
— Что, старик вас принял? — удивился Найденов.
— Да, хотя несколькими часами ранее прилетел из Ульяновска.
— Симбирска.
— Ну да, я по старой памяти. И очень, видно, устал. Но долго не отпускал, поговорили. Я еще в детстве мечтал с ним познакомиться… «На яме», как у вас говорят, был. А только что совершили экскурсию на «Дымку». Посидели, осмотрелись, выслушали пояснения специалиста.
— Воображаю…
— Нет, вполне доходчиво. Но у нас, извините, время?
— Да, время… — нарочито тяжко вздохнул председатель комиссии. — А что сказал Александр Александрович? Мнение Щетинкина я знаю, читал его показания комиссии.
— А что мог сказать бог по поводу своего любимого ученика? Напомнил мне историю с крышкой гроба. «Посидел» со мной в кабине самолета, «показал», что и как, — в кавычках, разумеется. И полностью разделил возмущение по поводу ведомственного равнодушия. А это уже без кавычек.
— И вы ему полностью поверили?
— А вы бы — нет?
— Так сами ж только что сказали: ведомство! Подразумевая полную нестыковку? Крыловский «квартет»?
— Нет, хуже. В «квартете», ежели помните, просто не умели, хотя и хотели. А тут и то, и другое вместе, со знаком минус. — Турецкий неожиданно рассмеялся.
Посмотрев на него, невольно улыбнулся и Найденов.
— А ведь вы в чем-то правы… Да вот как объяснить, чтоб шпионажем не запахло? Ярлыками…
— Тут мне один приятель как-то такую вещь сказал, — продолжал улыбаться Александр Борисович. — Очень, говорит, верные слова в «Интернационале»: «Кипит наш разум возмущенный!» И прежде кипел, и сегодня продолжает кипеть. Но за долгие годы постоянно совершенствовали свои умения и механики, они придумали такой хитрый котел, в котором кипеть может что угодно и сколько угодно времени, а котел все равно не взорвется. Знаете почему?
— Любопытно.
— А потому что там масса незаметных дырочек, через которые спускается пар. Причем сам по себе. Даже и без особых усилий со стороны старшего механика. Ничего? А вы все про шпионаж… Это уже даже не смешно.
— Так что вы хотите в данном, конкретном случае?
— Ничего сверх того, чтобы узнать ваше личное мнение.
— Но оно может расходиться с мнением некоторых членов комиссии, не так ли?
— Я полагаю, что мнение генерала Найденова, пусть высказанное и в частном порядке, стоит, как говорится, мессы в Париже.
— Вы сказали в частном порядке?
— Я сказал: «пусть и…», что совсем не исключает и официальной точки зрения.
— Ну, хитер! Хорошо, я, в общем-то, догадываюсь, кого волнует моя точка зрения. Обещаю вам снять ненужное напряжение в этом вопросе. Сан Санычу, если увидитесь раньше меня, самый горячий привет. Извините, теперь уже действительно время.
31
Примерно в эти же самые часы и минуты следователь Иван Иванович Загоруйко пытался выудить из Антона Юлиановича, что тому известно о московских сыщиках. Липинский, помня о категорической просьбе симпатичных ему москвичей, отвечал, согласно договоренности с ними: звонили, сославшись на «важняка» из Генпрокуратуры Турецкого, интересовались, когда будут анализы. Он, не придав значения, сказал, что не в курсе, поскольку анализы готовит генетическая лаборатория. А что, собственно, случилось?
Загоруйко не знал, смеяться или плакать над этой наивностью. Или Липинский держит его за дебила? Вроде нет. Отвечает спокойно и серьезно. Ну что ж, во избежание возможных неприятностей пришлось открыть ему некоторые весьма неприятные обстоятельства. Оказывается, курьер, этот сукин сын, сумку с материалами для анализа потерял где-то. То ли разбил по неосторожности. Но ничего ему, следователю, не доложил, а недавно и вовсе уволился с работы. Ушел и пропал, свинья этакая… А по домашнему адресу сказали, что он уехал, а куда — не сказал. Так что ж теперь делать?
Сложный вопрос. Липинский сказал, что отдал буквально все, что у него было. Вряд ли удастся что-то восстановить. Естественно, за исключением собственных результатов. Но если труп еще в морге?..
— Сожгли уже, — с огорчением махнул рукой Загоруйко.
— Жаль. Есть, правда, группа крови… Та, что взята из-под ногтей пострадавшей… Но ведь по группе определить можно опять-таки целый ряд причастных лиц. Этого доказательства мало.
— А может быть, стоит послать на анализ образец спермы арестованного Демина? — осторожно, словно бы невзначай, спросил Загоруйко. — Ведь все равно это придется делать…
Но Липинский изобразил недоумение, переходящее в искреннее негодование:
— Вы на что меня толкаете? Это же подлог! Я буду обязан указать в акте, где, когда и при каких обстоятельствах взят материал для исследования. А также и то, что он не имеет никакого отношения к тем предметам одежды, которые были взяты с трупа. Если вас это устраивает, сделайте одолжение.
— Да? — заметно было, что такой вариант пока не очень устраивает следователя. И партия, которую начал разыгрывать Загоруйко с Липинским, перешла в патовую позицию.