Заложник
Шрифт:
Пригласить-то Сема пригласил, но в зал возвратились без него. Он остановился с кем-то поговорить, а потом и вовсе отправился в противоположную сторону, махнув рукой, чтоб его не ждали. И больше, кстати, к столу не вернулся. Почему? Спросить-то себя об этом Турецкий, конечно, спросил, но ответа не нашел.
И снова потянулась поминальная тягомотина. В разных концах зала поднимались мужчины либо женщины, к их столу приносили микрофон, после чего высказывались слова соболезнования, обещания «помнить вечно», но все это казалось уже чисто формальным завершением столь же формального теперь мероприятия.
Турецкий, которому это дело порядком поднадоело, стал демонстративно посматривать на часы. Но всякий раз Игорь почти умолял его посидеть еще немного, объясняя просьбу тем, что он здесь как бы главное лицо и первым покидать стол неудобно, надо, чтоб народ сам потянулся к выходу. Однако «народ» покидать застолье, похоже, не собирался, и разговоры в зале становились все громче и горячее. Ну да, так и должно быть…
А вот Сема больше не появился. И к больной теме вернулись лишь однажды, когда все тот же Ичигаев спросил, что делали, если опять же не секрет государственной важности, Турецкий вместе с экспертом в гараже с мотоциклами. Александр Борисович ответил кратко: «Проводили следственные мероприятия». Но сказал довольно жестко, и больше к нему никто не приставал. Зато тут же вспомнили о происшествии с самолетом и, пользуясь тем, что Александр Борисович оказался и в этом деле самым информированным человеком, попросили поделиться своими знаниями. Так и сидели, изображая крайний интерес к судьбе погибшего летчика, что отвел от них смерть ценой собственной жизни, а на самом деле словно ждали чего-то куда более важного, может, какого-то сообщения, и потому тянули время.
Наконец Александр Борисович в последний раз взглянул на часы и объявил, что уже поздно, а у него завтра много работы. Неожиданно аргумент сработал. Все задвигались, поднимаясь, стали прощаться.
Увозил их домой тот же Артур. Александр с Ириной сидели сзади и молчали. То есть вообще за всю дорогу не произнесли ни слова. Когда садились в машину, Турецкий предостерегающе приложил палец к губам, и жена все поняла.
— Вы возвратились, как группа тайных заговорщиков, — была ее первая фраза, едва они вошли в свою квартиру.
— Да оно примерно так и есть.
— Здорово пытали?
— Пытались! — смеясь, поправил Александр.
— А ты знаешь, Шурик, пока вас не было, за столом царило большое беспокойство. Как думаешь, почему?
— Могу только предположить. Все они, вероятно, знают об этом трагическом происшествии гораздо больше, чем я. А если что-то кому-то и неизвестно, то этим «кем-то» может быть только Игорь. И им, я почти уверен, совсем не выгодно любое тщательное расследование. У них уже имеется, как я понимаю, свой план выхода из дерьмовой, мягко говоря, ситуации. Поэтому они и сделают в дальнейшем все… точнее, постараются поставить вопрос в такой плоскости, чтобы Игорь был вынужден сам принять их условия. И к этому, кажется, все идет. Странно, что он этого не видит… Или делает вид, что не замечает? Но я все равно не дам им действовать по их усмотрению. Заставлю сыграть партию по моим правилам. А вот что необходимо сделать теперь срочно, так это обеспечить безопасность судмедэксперта. Если они уже не догадались.
Турецкий позвонил Денису Грязнову, поднял его с постели.
— Извини, Дениска, что бужу среди ночи, но у меня к вам, ребята, серьезная просьба. Надо срочно выяснить, где производятся анализы на ДНК по нашему делу. Но еще более важно, чтобы эта работа была доведена до конца. И чтобы ни с судебным медиком, ни с документами случайно не произошло ничего неожиданного. Тебе понятна задача?
— Время, конечно, ты выбрал, дядь Сань, как всегда, самое подходящее. На часы-то хоть изредка поглядываешь?
— Поглядываю. Но учти, если прозеваем, все коту под хвост. К великой радости определенной группы лиц, именующих себя хозяевами жизни. И крупному огорчению одного абсолютно невиновного деревенского дурака…
— И что ты предлагаешь? Немедленно поднять по тревоге весь личный состав и отправить охранять объект? Когда мы не знаем, где он конкретно расположен, как выглядят твои вещдоки и, главное, в какой квартире сейчас почивает неизвестный нам с тобой судебно-медицинский эксперт?
— Почему неизвестный? Его зовут… дай бог памяти… Антоном Юлиановичем Липинским, вот! Наверняка из поляков. А трудится он в Раменском, в больнице. Вот где живет, действительно не знаю.
— Может, хоть утра дождемся? Как мы его станем искать? В два часа ночи! Да туда, поди, больше часа езды. Кто ж такими вещами в данной ситуации станет всерьез заниматься? Дядь Сань, только честно, сколько сегодня на грудь принял?
— Дурила ты грешная, Дениска, — ответил обиженным тоном Александр Борисович, в душе, конечно, понимая, что парень прав. — Я ж с поминок. Вот и тетя Ира тебе подтвердит. Если хочешь. Я как стеклышко!
— Не сомневаюсь! — засмеялся Денис. — Только самую малость мутное, матовое, да? Это с нами со всеми случается. Держишься, бывает, из последних сил, а домой пришел, расслабился — и поплыл. Ничего, все нормально. Горячий привет тете Ире. Спокойной ночи. Завтра с утра я на посту… Виноват, уже сегодня, через пять часов.
29
Антон Юлианович Липинский трудился патологоанатомом в городской клинической больнице больше трех десятков лет. Кроме того, он преподавал в медицинском училище и исполнял обязанности судебно-медицинского эксперта, выезжая со следственно-оперативной бригадой на «трупы».
Дело об убийстве девушки из поселка Солнечный было в принципе типичным для преступлений подобного рода. Имелись все признаки насильственного полового акта с фактом нарушения девственности и последующего убийства жертвы с помощью удушения. Повреждения на лице, шее, в области наружных половых органов, на внутренней поверхности бедер и на руках жертвы свидетельствовали о том, что изнасилование было совершено с применением грубого физического насилия. На то же указывали разорванные белье и одежда потерпевшей со следами крови и спермы в виде засохших пятен. Жертва пыталась обороняться, о чем свидетельствовали также и следы засохшей крови у нее под ногтями, но силы были явно неравными.
Провести нужные в таких случаях анализы, в частности на ДНК, в условиях местной клиники было, конечно, абсолютно нереально, тем более что со дня насилия и убийства прошло фактически пять суток. Исходя из этого, Липинский собрал все необходимые для исследования следы выделений, крови, одежду пострадавшей, после чего сообщил следователю Загоруйко, с которым уже не раз приходилось работать совместно, что материалы следует отправить в Москву, в лабораторию биохимической генетики Медико-генетического научного центра. Ну, тот, что располагается в районе Каширского шоссе, на улице Замоскворечье. Антон Юлианович, мол, уже звонил туда коллегам, поэтому дело теперь за официальным направлением от следственных органов.
И вот тут неожиданно возникли некие проблемы, о которых еще не знал доктор Липинский, как его уважительно называли студенты медучилища. Он-то считал, что предстоит обычная, в определенной степени рутинная работа, но вдруг, понимаете ли, обнаружились «обстоятельства»!
А суть заключалась в следующем.
Буквально через день после обнаружения тела пострадавшей Загоруйко уже задержал подозреваемого в совершении этого преступления и отправил его «на дачу» — так почему-то и жулье, и милиция называли местный ИВС. Но узнал-то об этом Липинский лишь тогда, когда встретился со следователем, чтобы решить вопрос отправки материалов на исследование в генетическую лабораторию. Загоруйко, к удивлению судмедэксперта, не высказал по этому поводу «горячего своего согласия». Сказал, что следствию вполне достаточно результатов той экспертизы, которую провел сам Антон Юлианович. Липинский попытался возразить, аргументируя свою точку зрения необходимостью тщательного генетического анализа. Но следователь проявил совершенно непонятное упрямство, заявив, что арестованный квалифицируется им уже в качестве обвиняемого. Что в конце концов и вывело из себя честнейшего Антона Юлиановича. Уж он-то хорошо знал, какие у «этих» иной раз применяются методы дознания.