Заложник
Шрифт:
— Абсолютно верно. Только я пока одного не понял: я что, разве уже принят на работу? Может, и зарплата уже перечисляется на мой расчетный счет? Игорь, ты что, неправильно меня информировал? Странно… Да, господа, я получил весьма лестное, не скрою, предложение с его стороны. — Турецкий кивнул на Залесского, блестящая лысина которого все глубже тонула в кресле. — Но не более. И согласия я своего никому не давал. Так, может, это вы что-то неправильно поняли? Пусть тогда Игорь вам объяснит. Но это все — сущие, извините, пустяки. О деле давайте, господа. Что вас волнует?
— Вы сегодня сказали там… — махнул Сема рукой в сторону, — что скоро поймаете преступника, так?
— Не совсем. Не поймаю, а назову. Согласитесь, это большая разница. Ловить должны те, кому это положено. Извините, тут у нас, у юристов, имеется профессиональная этика. Каждый должен заниматься своим конкретным делом. И, кстати, следователь не ловит, а задерживает. Если на то имеется соответствующая санкция. Вы меня извините за некоторый ликбез, что ли. В Уголовном кодексе Российской Федерации, поправки к которому вступили в силу в феврале нынешнего года, сказано следующее. Цитирую вам статью двадцатую: «Лица, достигшие ко времени совершения преступления четырнадцатилетнего возраста, подлежат уголовной ответственности за убийство, статья сто пятая… изнасилование, статья сто тридцать первая…» И так далее, от хулиганства до терроризма. Сказанное мной сегодня можно толковать исключительно однозначно. То есть у меня имеются серьезные подозрения, которые, надеюсь, в самое ближайшее время дадут мне основания для предъявления обвинения истинному убийце. Если таковой совершил преступление в одиночестве, а не вдвоем, скажем, с подельником. А статью я вам процитировал для того, чтобы вы просто знали, с какого возраста в нашей стране разрешается уголовное преследование. Вот и все. А остальное, господа, уж извините, является тайной следствия. Никто не станет бросать обвинений зря. Это ведь тоже преступление.
— Но ведь, насколько нам всем известно, следствие официально поручено советнику юстиции Загоруйко? Или мы что-то путаем? — спросил Рывкин.
— Нет, не путаете.
— Тогда какова ваша роль?
— Ах, вот вы о чем! Дело в том, господа, что некоторые следственные мероприятия Ивана Ивановича Загоруйко показались мне… как бы вам поточнее сказать? Неправомерными, мягко выражаясь. Действуя таким же образом и дальше, он не добьется никаких положительных результатов. А после полного провала в судебном заседании, что уже сейчас фактически можно предсказать, поставит под большой вопрос собственную судьбу. Мне это подсказывает мой опыт, господа.
— Простите, Александр Борисович, — обратился к нему один из пожилых мужчин с седой копной волос, которому он не был представлен, — а есть ли необходимость… в предсказаниях?
Турецкий вопросительно взглянул на Игоря, который поднял голову и посмотрел на седовласого.
— Я вас не знакомил, кажется?.. Сергей Сергеевич Пушков, — сказал он.
— А-а! — с пониманием протянул Турецкий. — «Энерготехимпортбанк»! Ну как же, как же! — И уже другим тоном, с легкой иронией, продолжил: — Я ведь вам уже намекнул по поводу профессиональной этики, господа. Мы стараемся коллег не топить. Если они ошибаются иной раз не по злому, как говорится, умыслу. А кроме того, Игорь Валентинович, не особо надеясь, что указанный следователь способен распутать преступление, но зато сам готов заплутать меж трех сосен, официально поручил одному частному сыскному агентству, которому и аз грешный нередко оказываю профессиональную помощь, взять на себя этот неблагодарный труд.
Все дружно уставились на Игоря. А тот, повозившись всем телом, еще глубже устроился в своем кресле. Словно медведь в берлоге.
«Надо выручать», — сказал себе Александр Борисович.
— Господа, он принял такое решение лишь после того, как обнаружились явные улики, оставленные преступником. Или преступниками. И это очень веские улики.
— Странно, — непонятно о чем конкретно сказал Пушков. — А я слышал, что арестованный преступник уже сознался.
— Да-а?! — немедленно изумился Турецкий. — Тот деревенский парень дал признательные показания?!
Изумление было настолько естественным, что показалось, будто присутствующие даже как-то облегченно вздохнули.
— Как видите, — с учтивой улыбкой подтвердил Пушков, — обвиняемый действительно сознался.
— Но я пока ничего не видел, — столь же вежливо отпасовал ему Турецкий. — Как незнаком и с самим подозреваемым. Так будет пока звучать правильнее с точки зрения закона, Сергей Сергеевич.
— Но это же теперь не играет ни малейшей роли? — совсем не к месту встрял Сема. Все-таки он — «биндюжник», никуда не денешься.
— Да вы что! — улыбнулся ему Александр Борисович. — Речь ведь идет об убийстве! И это вам не бомжиха какая-нибудь с Казанского вокзала, а единственная дочь крупнейшего в нашем государстве банкира! Вы что хотите? Чтоб судебный скандал вылился на страницы прессы? Подумайте, господа, правильно ли это?.. Хорошо ли?
— А что вы предлагаете? — спросил доселе молчавший Ичигаев.
— Я? Разве я что-то должен вам предложить? Расшифруйте, пожалуйста, ваш вопрос, Арсен Гасанович.
— Если у вас есть неопровержимые факты, если вы практически все знаете, ну так назовите нам имя преступника! Почему вы ходите все время вокруг и около? Здесь все свои, если нам в дальнейшем предстоит работать вместе, чего вы боитесь? Можно ведь подумать… Нет, зачем обижать хорошего человека подозрениями в шантаже, верно, друзья?
— Благодарю вас, Арсен Гасанович. Но именно поэтому я и не говорю. Ну, к примеру, скажу, а мои подозрения не подтвердятся. Как я буду выглядеть опять же в ваших глазах? Действительно, получится и шантажист, и прохвост, которому что-то определенно понадобилось, верно? А мне ничего от вас не надо, господа. Не путайте, я еще далеко не ваш, если вы именно это имели в виду. Я выполняю просьбу моего старого друга. И все. Но, чтобы не оставлять вас наедине с вашими домыслами или страхами, понимайте, как хотите, могу твердо пообещать только одно. Когда я получу все доказательства для неголословного подтверждения своей версии, вы, господа, первыми узнаете об этом. Если пожелаете, в этом же составе.
Турецкий прикурил от своей зажигалки новую сигарету, сделал две глубокие затяжки и кинул ее в пепельницу-урну.
— Вы пообещали, — после паузы напомнил Ичигаев.
— А вы все правильно поняли. И вот вам еще на дорожку, господа. Это сказал древний мудрый римлянин. Его слова звучат так: «Люди сильные принесут как жертву искупления кого-то ничтожного и чужим наказанием ускользнут от собственного». Неплохо, правда? Все тот же Плиний-младший, Игоряша, вот так…
— И расследование этого Загоруйко, значит, ни хрена не стоит, — очень точно сформулировал свой вывод Сема.
— Семен Захарович, душа моя! — засмеялся Турецкий. — Мы рассуждали о законе, а вы сейчас — о дипломатии. Это ведь не одно и то же, верно?
— Ну, вы как хотите, а я все усек, — прохрипел Рывкин, поднимаясь и кряхтя. — Пошли, генерал, дернем, что ли… Помянем на дорожку и… чтоб кончилось все это… без новой мокрухи…
И «биндюжник» тяжело, видимо, для него это означало — по-дружески, хлопнул Турецкого по плечу здоровенной ладонью с растопыренными пальцами.
«Однако любопытное пожелание! Или — предупреждение? Ох, не надо бы тебе, Сема, обострять, а то, не ровен час, и к твоей богатой коллекции ветвистых рогов добавится еще парочка…»