Заложники
Шрифт:
— Обо мне не беспокойся!
Вилигайла слез с забора и снова повел за собой обоих коней — на этот раз к конюшне, где висели на стене седла.
Быстроногий конь Гругиса беспокойно переминался на месте, пятился назад, видно, возмущаясь тем, что ему не дали спокойно попастись. Старик перетянул строптивого коня по спине хлыстом. Животное обиженно присмирело. Когда младший княжеский сын вскочил в седло, конь не скрывал недовольства и, будто не зная, куда скакать, кружил на одном месте, прядал ушами и сердито крутил хвостом. И, лишь когда его пришпорили,
Глядя вслед удаляющемуся всаднику, Вилигайла с горечью подумал, что он больше никому не нужен и что его место сейчас не здесь. Надзирать за Мингайле — занятие не для старого воина. На своем веку он редко имел дело с женщинами. Все времени не было. Да и если бы Вилигайла обернулся на свое прошлое, то мог бы с уверенностью сказать, что самым надежным другом для него чаще всего был конь. Вместе они изъездили вдоль и поперек всю Литву, побывали и в чужих краях. А сколько раз Вилигайле доводилось устраиваться на ночь под теплым боком верного спутника. С конем он переживал радость побед, тот не раз спасал его от опасности. Стыдно признаться, но Вилигайла настолько привык к постоянной жизни в седле, что у него даже мягкое место загрубело и ороговело, как подошва.
Гругис давно скрылся из виду, когда возле конюшни появилась ветрогонка Гирдиле. Она как одержимая заметалась по двору, зачем-то набросилась на прислугу, не сводя при этом глаз с тропинки, по которой ускакал юный отпрыск локистского князя.
«Как бы она не вздумала пуститься вдогонку», — встревожился Вилигайла. Стараясь не попасться девушке на глаза, он увел коня Мингайле подальше от ограды, отпустил его пастись, а сам удобно устроился на поросшей густой травой кочке.
Немного погодя послышался громкий топот копыт. Со двора, оставляя за собой клубы пыли, вылетел на коне всадник. Это была конечно же Гирдиле. Ее можно было узнать по яркому полосатому платку, который она имела обыкновение носить на плечах. Завязанный узлом на шее, он сейчас полоскался на ветру, как боевой стяг.
Гругис, который успел уже очутиться на почтительном расстоянии от дома, гнал коня рысью. Он даже вздрогнул от неожиданности, услышав за спиной конский топот. «Неужто крестоносцы?» — пронзила мысль. Не удерживая коня, он погнал его немного наискось, чтобы разглядеть отчаянного преследователя, полуобернулся и вытаращил глаза от удивления: его настигала на породистом отцовском коне Гирдиле.
«Что ей нужно?!» — недовольно подумал юноша и разжал пальцы, в которых была крепко стиснута рукоятка меча.
Подскакав к Гругису, всадница резко рванула удила, и вороной жеребец, приобретенный, судя по всему, в Пруссии, взвился на дыбы.
— Загубишь коня, нельзя так носиться, — пожурил ее юный князь. — Что случилось?
— Ничего, — буркнула Гирдиле.
— Тогда чего ради ты здесь?
— А как же ты один, ведь враг совсем близко?! — озорно блеснув глазами, ответила девушка.
Гругис улыбнулся.
— Ты меня защищать, что ли, вздумала?
— Конечно! — не моргнув глазом выпалила Гирдиле и похлопала
— Да ты и впрямь огонь-девица, — пошутил юноша.
— Конечно!
— И все-таки не стоит загонять такого чудесного коня. Он отцу еще может пригодиться, — мягко посоветовал Гругис.
Всадники не спеша ехали рядом. Тропа извивалась вдоль мокрого луга. То тут, то там блестели на солнце лужи. Длинноногий красавец конь опасливо обходил их, будто не желая испачкать тиной красивые копыта.
— У отца лошадей сколько угодно, можешь не волноваться! — выпалила девушка, подгоняя прутиком упрямого жеребца.
Гругис и радовался и сердился на Гирдиле, которой вздумалось зачем-то провожать его в Медвегалу. Путь не слишком далекий, к тому же знакомый. В общем, он бы и в одиночку добрался. Да и задание было несложным: передать указания своего отца, князя Локисты, и сразу же возвращаться назад. Это не боевой поход. Однако сердце не хотело прислушиваться к этим доводам разума и откровенно радовалось выходке озорной княжны. Пусть едет, вдвоем веселее.
— Ты устанешь, — уже без прежнего раздражения сказал Гругис.
— Посмотрим еще, кто раньше, — возразила Гирдиле.
Она легко сидела в седле, поводья держала в одной руке — с такой всадницей не каждый мужчина поспорит. Особым изяществом девушка, правда, не отличалась: не по-женски крепкое небольшое тело, полное лицо, округлые формы, — все это придавало ей сходство с кувшином. А глаза неизменно сверкали живым, ярким блеском, как два уголька. Гирдиле чуждо было притворство — не прибегая к уловкам, она говорила собеседнику в лицо все, что думала. Не скрывала девушка и своих чувств: уж коль скоро нравился ей юноша, то об этом знал и он сам, и все вокруг.
Когда Гругис появился в Ретавасе, на Гирдиле он поначалу не произвел никакого впечатления. Она даже поддела его: великовозрастный детина, а вздумал учиться грамоте! Но спустя два дня почувствовала к нему необъяснимый интерес. Стоило ее брату Гальвидису засесть с Гругисом за немецкий, как девушка появлялась под дверью комнаты, где Гальвидис терзал гостя наукой.
Однажды, войдя в комнату и увидев на столе исписанный непонятными значками листок бумаги, Гирдиле спросила:
— Ну и чему же ты научился?
Этот вопрос в ее устах прозвучал вполне серьезно и в то же время по-детски наивно.
— Оставь нас в покое! Это не женское дело! — вспылил брат.
— Подумаешь! — ехидно ответила Гирдиле. — А вообще-то не советую увлекаться языком крестоносцев, не то собственные языки сломаете. Или подавитесь каким-нибудь гадким словом.
Гальвидис, не выдержав, вытолкал сестру за дверь и заперся изнутри на засов.
Поражение, однако, не смутило девушку — она стала прибегать к более хитроумным уловкам: придумывала какие-нибудь развлечения, а гость и его учитель не в силах были устоять против соблазна. Покинув дом, троица уносилась верхом к реке Минии или в знаменитую Райжескую рощу, излюбленное место зубров.