Заложники
Шрифт:
Вилигайла уносился в мыслях далеко-далеко, пытаясь разгадать тайны бытия, но, устав от напряжения, снова возвращался назад, к привычным, знакомым вещам, растениям, живым тварям и валунам, которые можно было увидеть воочию. Чего проще: вот маячат перед ним уши его коня — как все-таки совершенна их форма, как они трепещут, чутко улавливая каждый звук!
Внезапно конь остановился, задрал голову и покосился в сторону соснячка, нетерпеливо переминаясь на месте. Из леса, с треском ломая сучья и тяжело сопя, вышел на дорогу бурый медведь. Увидев всадника, он глухо заворчал. Зимняя светлая шерсть еще не успела окончательно вылинять, и казалось, что зверь одет в залатанную шубу. Вилигайла крикнул, взмахнул копьем, косолапый великан, перепрыгнув через лужу, вразвалочку заковылял назад, в чащу.
Конь
Стал озираться по сторонам и Вилигайла, зная, что медведь — зверь коварный, любит нападать на лошадей, правда, лишь когда они одни, без человека. Видно, у того пестро-бурого хозяина леса были свои заботы. Вскоре всадник позабыл об этом приключении. Ведь это лес, и каких только живых тварей в нем нет, больших и малых, особенно летом, когда жизнь в дубравах бьет ключом, когда нужно вскармливать детенышей. Попался Вилигайле по дороге сохатый, который мирно пасся на лужайке, пересекла тропинку лиса, вскликнула над головой какая-то огромная птица. Но старик не обращал на зверей внимания — не на охоту собрался. Харчи у него были в котомке, напиться можно было из холодных родников, а конь мог сам найти себе корм — летом его вокруг сколько угодно. Но вот тропинка уперлась в речку Виркуле. На другом берегу четверо мужчин и женщина косили густую траву. Заметив всадника, они распрямились и внимательно посмотрели в его сторону: уж не чужеземец ли? Убедившись, что свой, успокоились и снова замахали косами. Конь бежал резвой рысью, мимо проплывали усадьбы, где когда-то жили люди. Несколько лет назад крестоносцы разорили дотла поселения, но сейчас они снова возродились к жизни. Вновь засеяны поля, паслись в загонах коровы и овцы, только домов почти не было видно: они затаились под кронами деревьев на опушках лесов, в чащобах или их заменили землянки. Вилигайла мог, конечно, найти здесь знакомых, ведь откуда только не приезжали люди, когда нужно было собрать силы перед дальним походом, но он продолжал ехать вперед — туда, где берет свое начало река Виркуле, где стоит на косогоре меж высоких лип старинная усадьба с аистиным гнездом на вершине дерева. Там живет такая же одинокая, как и он, женщина по имени Страздуне. Он завернет к ней в дом, поговорит по душам, подсобит по хозяйству, если потребуется. Нет, она не сестра ему и даже не родственница — это вдова друга, которого сразило насмерть вражеское копье в битве под Велюоной. Перед смертью он просил съездить к нему домой, рассказать, как все было, и передать холщовую котомку, в которую обычно жена клала снедь на дорогу.
Вилигайле доводилось однажды бывать под этими высокими липами, видеть это гнездо с тремя аистятами, Страздуне при встрече прослезилась, однако быстро успокоилась, вытерла слезы и сказала:
— Хвала богам! Главное, что он не дрогнул, не убежал, принял смерть, как мужчина.
Она оказалась моложе, чем предполагал Вилигайла. От разговорчивой, краснощекой женщины так и веяло здоровьем. Вилигайла слыл неисправимым молчальником, поэтому ему нравились женщины, говорившие за двоих. Страздуне же была не из тех, кому только дай повод помолоть языком. Она любила порассуждать серьезно — о загадках и странностях природы, о том, сколь непредсказуема и многосложна жизнь человека.
В свой первый приезд Вилигайла прожил в доме под липами три дня, на прощание женщина упрашивала его приехать сюда еще когда-нибудь, поддержать ее. А жилось ей с единственной дочерью, которая волею судьбы не отличала дня от ночи, и впрямь несладко. Где-то далеко от дома похоронены двое сыновей, павших на поле брани, а через год та же участь постигла и мужа…
В ту пору Вилигайла и предположить не мог, что когда-нибудь вернется в этот уютный дом. Мало ли вдов в Жемайтии, разве всех утешишь? И лишь когда он остался на этой земле один как перст, когда его усадьба превратилась в груду головешек, окруженных обгорелыми деревьями, корявые ветви которых напоминали руки привидений, Вилигайла вспомнил о Страздуне и стал все чаще думать о ней. Человек должен иметь место на земле, где он мог бы найти покой после долгих скитаний, оставшись в живых лишь потому, что добрые боги уберегли его от стрел и тяжелого неприятельского меча.
Конь узнал усадьбу и смело вошел в загон,
— Ах, так это же ты! — наконец радостно воскликнула она. — А я репу пропалывала.
Мигом все очутилось где положено: седло хозяйка повесила на крючке в клети, коня выпустила пастись за огородами, а гостя усадила на плетеную скамеечку под раскидистой липой. Между делом Страздуне успела выложить все свои новости, не забыв упомянуть и о соседских. В этой уютной усадьбе она живет одна, если не считать слепой дочери, которая ни с того ни с сего произвела на свет младенца. Страздуне с большой радостью восприняла это событие. По ее уверениям, здесь не обошлось без богини плодородия Жямины. Вилигайла с серьезным видом слушал женщину, время от времени оглаживая белоснежную бороду, а просьба рассказать о себе привела его в крайнее смущение — он раз-другой кашлянул, так и не придумав, с чего начать рассказ.
— Если ты не возражаешь, Страздуне, я у тебя немного задержусь, — только и выдавил он. — Своего-то дома у меня больше нет. Один я остался.
Лицо вдовы просветлело.
— Ну, конечно, а как же иначе! — защебетала она. — Для тебя тут всегда угол найдется. Летом — в клети, зимой — в доме… Да я и не знаю, как мне отблагодарить богов за это! Ведь в доме так нужны мужские руки!
— Думаю, долго не пробуду. Как только крестоносцы снова к нам полезут, на войну отправлюсь, — добавил Вилигайла.
Страздуне бессильно опустила руки.
— Чтоб их громом поразило, проклятых! Покоя от них нет, — потупившись, в сердцах произнесла она и надолго замолчала. Затем подняла голову и грустно сказала: — Рубят мужчин, как деревья. Вон и сыновей моих тоже, потом мужа… Ведь и тебя могут…
Вилигайла поднял глаза, внимательно поглядел на крону дерева, под которым сидел. На липе уже распустились первые цветки, в густой листве гудели пчелы. Старик поднялся и сказал:
— Дай-ка мне перекусить, и пошли на луг: сено и моему коню сгодится.
Страздуне метнулась в избу, а Вилигайла залюбовался могучими деревьями, цветником с изящными лилиями посередине, палисадником из тонких прутьев, пчелиными колодами с тесовыми крышами. Он думал о боевом товарище, погибшем под Велюоной, так и не успев завершить столько дел, осуществить столько замыслов.
X
Жрец Вилауде стоял на опушке священной дубравы, на пригорке, и поэтому заметил приближающихся всадников издалека. Прохладное осеннее солнце ярко освещало долину, по которой ехали люди. Впереди скакал князь Скирвайлис, по бокам — его сыновья Юдикис и Гругис, следом — несколько всадников, сзади тарахтела телега, где лежали связанные баран и гусь, за ней семенили два козла, подгоняемые босоногим человеком в овчинном кожухе.
Шествие остановилось у склона холма. Мужчины привязали к осине коней, вытащили из телеги барана, развязали ему ноги, кто-то сунул под мышку гусака. Низкорослый мужик в кожухе, который проделал путешествие до священной дубравы босиком, уже тащил за веревки обоих козлов. Скирвайлис не давал приказаний, ибо люди сами знали, что делать. Он лишь осмотрел животных, проверяя, не отощали ли они в дороге, и стал решительно подниматься в гору. Следом, сняв шапки, потянулись остальные. Шуршали под ногами побуревшие дубовые листья, ими была усеяна зеленая мягкая трава. Немало листьев, тоже успевших пожелтеть, шелестели на деревьях наперекор заморозкам и осенним ветрам.
Жрец Вилауде, прислонившийся к стволу дуба, сделал несколько шагов навстречу князю. Они поздоровались и, переговариваясь, вместе продолжили путь в гору.
— Хочу принести этих животных в жертву нашим богам, — сказал Скирвайлис. — Пусть они отведут опасность от родной земли. Пусть спутают замыслы врага, подорвут его силы, пусть просветлят умы литовских князей, которые должны оберегать и защищать нас.
Старый жрец попросил князя не торопиться, идти помедленнее — ему было трудно в своем длинном, до пят, белом одеянии угнаться за Скирвайлисом.