Заложники
Шрифт:
«Неужели вот тут и умру? — тоскливо подумал мужчина. — Столько выстрадать, преодолеть столько опасностей — и на тебе, так бесславно закончить дни, притом где, на родине». Он проклинал себя на чем свет стоит за несдержанность и обжорство. После длительного голодания его желудок ссохся в кулак и не мог принимать такие нагрузки. Состояние беглеца ухудшалось с каждой минутой. Его начал бить озноб, который вскоре перешел в судороги. Сводило руки и ноги. Мужчина сжался в комок и обнял руками колени, чтобы легче было переносить боль. Но и это не помогло: казалось, желудок набит не пищей, а острыми колючками. От слабости потемнело в глазах.
«Раз
Когда беглец ввалился во двор, старушка стояла на пороге, будто в ожидании его прихода. Возле ее ног стояло ведро с холодной прозрачной водой.
— У меня больше ничего нет, сынок, ты же все съел, что тебе еще дать? — сказала она, думая, что этот голодный человек вернулся, чтобы еще раз поесть.
Не говоря ни слова, мужчина с трудом шагнул на приступок, но там им обоим не хватило места, и ей пришлось уступить дорогу. Человек казался пьяным, лицо приняло зеленоватый оттенок, глаза подернулись мутной пленкой. И стой сейчас на пороге сама английская королева, мужчина повел бы себя точно так же. Ощущая на своем горле костлявую руку самой главной и самой страшной владычицы, беглец мечтал только об одном: умереть в доме, чтобы рядом была живая душа.
Едва мужчина присел на лавку возле теплой печки, как у него помутилось сознание от страшного приступа боли. Голова со стуком упала на затертую столешницу. Казалось, человек испустил дух, и только бисеринки пота на лбу опровергали это впечатление. Когда стемнело, он стал бредить, стонать и метаться.
Было уже далеко за полночь, когда пришелец, немного успокоившись, открыл глаза и обвел ими комнату. Рядом с ним, на лавке, горела свеча, стоял крестик, а старушка вполголоса читала по требнику молитвы. Она просила всевышнего о милости к умирающим и страждущим. Мужчина с минуту прислушивался. Странные, таинственные слова молитвы навевали своей монотонностью успокоение. Слушая их, можно было представить себе, что рядом сидит кудесница, способная заговорить боль, которая призывает на помощь добрых духов. Мужчине захотелось приподнять голову, чтобы поглядеть на нее.
— Слава богу, очнулся! — воскликнула старушка и, отложив требник, склонилась над больным. — Ну как, полегчало?
— Воды, — простонал мужчина.
Женщина проворно вскочила, поправила сбившийся передник и засеменила к ведру. Пока незнакомец жадно пил, она заботливо поддерживала кружку. Вода лилась по подбородку, крупные капли скатывались по впалым щекам, но он все не мог напиться.
— Мне совсем худо, — с трудом выдавил он. Мужчина попытался поднести руку к лицу, но она бессильно упала рядом.
— О господи, что же теперь делать? — заохала старушка, хлопоча возле больного. — Я дам вам лекарство!
Она поспешила к стоящему в углу комнаты поставцу, долго перебирала пузырьки, шурша упакованными в мешочки травами. Комната наполнилась пряным запахом целебных трав.
Отпив несколько глотков, беглец закашлялся. Зелье оказалось тополиными и березовыми почками, настоянными на чистой водке, и его запах перебил все остальные ароматы, плавающие в комнате.
Набрав полную грудь воздуха, мужчина допил остатки. Приятное тепло обожгло внутренности, разлилось по телу. Оно усмирило невыносимую, режущую боль. Мужчина погрузился в небытие, и ему снились
Проснулся он на следующее утро. В печке трепетал огонь, над кастрюлей с картошкой поднимался пар. Неугомонный добрый дух хибарки — старушка — уже хлопотала беззвучно у плиты, а об ее ноги терся, мурлыкая, кот с белым пятном на носу.
Снадобья оказались чудодейственными — чувство тяжести внутри исчезло, колики прекратились. Ему было так хорошо и спокойно тут после долгих, опасных скитаний, что не хотелось никуда уходить. Казалось, он мог бесконечно слушать эти будничные звуки: гудение огня, кошачье мурлыканье, позвякивание горшков, приподнимаемой над кастрюлей крышки, царапанье о подоконник березовой ветки. Мужчина отчетливо вспомнил, как собирался еще вчера на тот свет, и поэтому он почувствовал себя заново рожденным.
«Я выкарабкался, — повторял он мысленно. — Теперь-то уж буду жить долго».
Поев горячей картошки со шкварками, гость распрощался с хозяйкой. Разузнав у нее, что за населенные пункты находятся поблизости, мужчина прикинул мысленно, какой дорогой ему идти лучше всего. И хотя впереди его ждали новые опасности, однако главную, по его глубокому убеждению, он одолел тут, в этой крохотной хибарке, заботами маленькой, как ребенок, старушки.
Так оно и случилось. Беглец благополучно добрался до родных мест, где и дождался мирной поры. Прошло двадцать лет, и из памяти мужчины изгладилась та картина: осенний непогожий день, когда он, до крайности обессиленный, вышел наконец на опушку и увидел вдалеке сияющие ослепительно белыми стволами березы. Лишь изредка нечеткие, расплывчатые очертания мелькали в его воображении, и тогда он вновь видел себя, изможденного, оборванного, голодного, но, передернувшись, тут же отгонял эти картины прочь. А вот со сновидениями дело обстояло сложнее. Они были неподвластны его воле, преследовали постоянно и доставляли мучения. Во сне он видел все чересчур отчетливо, как в увеличительном стекле.
Откуда-то из теплого, мутного марева возникал крошечный язычок пламени — как прозрачная сливовая косточка. Он стремительно приближался, и вот бывший беглец видел, что это свеча. Пламя, как живое, трепеща, взметалось вверх, будто пытаясь дотянуться до чего-то, но потом, обессилев, снова сокращалось, становилось маленьким. Поглощенный созерцанием свечи, беглец не замечал даже, как чья-то невидимая рука ставила рядом с желтым восковым огарком потемневший от времени крест. И только спустя минуту из темноты появлялось мелкое бледное личико, подвязанное пестрой косынкой. Старушка сосредоточенно отправляла предсмертный ритуал. Заглядывая в потрепанный требник, она вполголоса бормотала слова, которые мужчина давно и хорошо знал и смысл которых, однако, не понимал. Отчаянным напряжением воли он пытался проникнуть в их суть, но ничего из этого не получалось.
Молитва была короткой, и старушка, захлопнув требник, бросала на него последний взгляд и произносила несколько слов, исполненных особенного смысла. Даже во сне мужчина замирал от трепетного почтения перед их величественным смыслом. Но каким? Понять его было равносильно раскрытию огромной тайны или постижению мудрого наставления, как жить дальше.
Охваченный странной тревогой, мужчина просыпался. Он лежал неподвижно и чутко, будто боясь растерять эти крупицы блаженства, невесть каким образом попавшие в его сновидения, пытался вспомнить те слова, но память молчала.