Заметки на полях пиджака

Нигматулин Марат

В обществе потребления Лифшиц не видит ничего плохого. Контркультура для него – это подлинное антиискусство, новое варварство, омерзительные кривляния. Третьего мира по Лифшицу тоже не существует. Капитализм во всех странах один и тот же, а все рассказы о метрополии и периферии – это выдумки мелкобуржуазных контрреволюционеров маоистов. Партизанская борьба – это терроризм, ликвидаторство, детская болезнь левизны и вообще авангард.

Лифшиц не только Франкфуртскую школу не понял. Не понял он и Сартра. Не понял, конечно, и революционного движения на Западе.

Вы

можете перечитать, что Лифшиц писал в своё время о «терроризме». Конкретных людей и организаций он не называет, но из контекста сразу становится ясно, что речь идёт о городских герильях Западной Европы.

Для Лифшица герильерос – взбесившиеся обыватели, декаденты, авангардисты и психопаты.

Тут нужно сделать важную оговорку. Когда я здесь пишу про авангардистов, я не издеваюсь и не сгущаю краски.

Лифшиц трактовал модернизм очень широко. В настоящее время большинство литературоведов относит к этому направлению лишь некоторых авторов конца девятнадцатого и начала двадцатого века. Но советский Вольтер имел своё мнение на этот счёт.

Все, абсолютно все явления культуры Лифшиц делил на две большие категории: классика и модернизм. Всё хорошее, светлое, доброе, гуманное по Лифшицу – это классика. Всё безобразное, тёмное, злое, антигуманное – это модернизм. Это деление распространялось не только на область искусство: оно шло дальше, поглощало политику и сильно затрагивало экономику.

Такие разнородные явления как ницшеанство, фашизм, сексуальная революция, рок-н-ролл, маньяки-убийцы, абстрактное искусство, маоистская «культурная революция», Герберт Маркузе и левый политический терроризм – Лифшиц однозначно относил к модернизму. Наоборот, классические языки, христианство, статуи Микеланджело, марксизм, романы Бальзака, советская власть и социалистический реализм Лифшиц безусловно относил к классике.

Михаил Александрович полагал, что на протяжении многих веков в искусстве господствовала классика. Но потом, примерно во второй половине девятнадцатого века, ситуация начала меняться. На арену вышли модернисты. Сначала их было мало, но численность их росла. В начале века авангард взял верх над классикой и, приняв на время облик фашизма, восторжествовал в некоторых странах. Фашисты были разгромлены, но модернистский дух уцелел и завоевал Америку и Европу. Оттуда он распространился по всему миру, повсеместно уничтожая всё классическое.

К середине двадцатого века в мире осталась лишь одна страна, где классика пока сохраняет свои позиции, – это Советский Союз. Но и туда, и туда пробираются проклятые авангардисты! Вот ещё немного, – они и здесь восторжествуют, и тогда на всей планете настанет вечная формалистическая ночь. Искусственное варварство сольётся с естественным, – и цивилизация погибнет [4].

Думаю, вы понимаете, на сколь зыбких основаниях стоит подобная философия.

Опрокинуть вышеописанную систему нетрудно. В сущности, она даже очень поверхностной критики не выдерживает.

Впрочем, гораздо интереснее узнать, сообразуясь с какими критериями Лифшиц относит те иди другие произведения к модернизму или реализму [5].

Собственно, по Лифшицу реализм – это художественный метод, в основе которого лежит передача действительности в формах самой действительности. При этом в своих произведениях он многократно подчёркивал, что для реализма эти самые формы имеют определяющее значение.

Что всё это значит?

Ну, это значит что школьник в реалистическом искусстве – это именно школьник, а не чёрный квадрат.

Так это выглядит в теории. Когда же Лифшиц доходит до конкретных произведений, начинается что-то непонятное.

Так, он записывает в реалисты Рабле, Свифта и Салтыкова-Щедрина.

Собственно, ничего удивительного в этом нет. Этих писателей на протяжении веков относили именно к реалистическому направлению. Удивляет другое.

Сочинённые этими авторами фантасмагории никак не могут подойти под лифшицианское определение реализма. По Лифшицу любое искажение реальных форм действительности в литературном произведении – это отступление от реализма.

Разумеется, все мы знаем, что великанов не существует, что лошади не разговаривают, а медведи не становятся губернаторами. В своих книгах вышеназванные авторы зверски искажали реальную действительность, создавая на страницах своих книг уродливые гротескные миражи.

Однако же Лифшиц относит их к реализму.

Однако же ещё интереснее здесь то, что таких авторов как Эмиль Золя, Луи-Фердинанд Селин, Джек Керуак или Чарльз Буковски – Михаил Александрович упорно отказывается считать реалистами.

Так, Золя он исключил из числа классиков за то, что он, дескать, описывает жизнь отстранённо, с претензией на беспристрастность. К тому же в его романах так много грубых сцен…

Да, что касается грубых сцен. Поучая писателей-натуралистов, Лифшиц говорит, что настоящий художник не должен выводить откровенные сцены в своих произведениях. В пример своим современникам Михаил Александрович ставит целомудренное по его словам древнегреческое искусство.

Тут нужно сделать важное замечание. Лифшиц был большим знатоком искусства античных эллинов. Более всего он интересовался греческими вазами. Ну, а кто не знает, сколь откровенные сцены подчас на этих вазах изображались.

Очевидно, давая поучения писателям натуральной школы, этот человек лицемерил.

Селин, Керуак, Буковски, Сэлинджер, Хэмингуэй и прочие подобные авторы также не признаются Лифшицем за реалистов. Обоснование простое: их произведения будто бы лишены морали, насыщены человеконенавистнической идеологией, пропитаны пессимизмом и ницшеанством, изобилуют извращёнными эротическими сценами, восхваляют грубую силу и невежество.

Впрочем, что там Керуак?! Для Лифшица даже Михаил Шолохов – и тот проклятый натуралист, подражатель Золя, безыдейный позитивист и эпигон.