Заметки о Ленине. Сборник
Шрифт:
Наиболее интересные биографические материалы, имеющие историческое значение, появились, как и следовало ожидать, в специальном ленинском номере «Пролетарской Революции» [24] . Целый ряд более или менее близких к В. И. Ленину лиц сообщает здесь о своих встречах с ним, беседах или о совместной работе.
Огромную историко-биографическую ценность имеет статья А. И. Елизаровой: «Владимир Ильич в тюрьме» (декабрь 1895 г. — февраль 1897 г.). А. И. Елизарова ежедневно отправлялась на «свидания за решеткой» к своему гениальному брату, исполняла все его легальные и нелегальные поручения, служила для него живой связью с волей и т. п. Понятно, что ее воспоминания об этом периоде имеют исключительный интерес.
24
«Пролетарская Революция».
В. И. Ленин, попав в тюрьму, прежде всего проявил прямо-таки гениальные способности конспиратора. В первом письме (2/I–1896), полученном от него из тюрьмы, он говорит о плане той работы, из которой получилась его книга «Развитие капитализма в России».
Письмо это, конечно, адресуется собственно товарищам, оставшимся на воле, что даже и отмечается в письме: «Может быть, вы сочтете небесполезным передать это письмо кому-нибудь, посоветоваться». Но серьезный тон длинного письма с приложенным к нему длиннейшим списком научных книг, статистических сборников искусно замаскировал тайные его цели, и письмо дошло беспрепятственно, без всяких помарок. А между тем, Владимир Ильич в нем ни больше, ни меньше, как запросил товарищей о том, кто арестован с ним; запросил без всякого предварительного уговора, но так, что товарищи поняли и ответили ему тотчас же, а бдительные аргусы ничего не заподозрили.
— В первом же письме Владимир Ильич запросил нас об арестованных, сказал мне с восхищением Сильвин, — и мы ответили ему.
К сожалению уцелела только первая часть письма — приложенного к ней списка книг нет: очевидно, он застрял и затерялся в процессе розыска их. Большая часть перечисленных книг была, действительно, нужна Владимиру Ильичу для его работы, так что письмо метило в двух зайцев и, в противовес известной пословице, попало в обоих. Я могу только восстановить по памяти некоторые из тех заглавий, которыми Владимир Ильич, искусно вплетая их в свой список, запросил об участи товарищей. Эти заглавия сопровождались вопросительным знаком, которым автор обозначал якобы неточность цитируемого на память названия книги и который в действительности отмечал, что в данном случае он не книгу просит, а запрашивает. Запрашивал он, пользуясь кличками товарищей. Некоторые из них очень подходили к характеру нужных ему книг, и запрос не мог обратить внимания. Так, о В. В. Старкове он запросил: «В. В. Судьбы капитализма в России». — Старков звался «Веве». — О нижегородцах: Ванееве и Сильвине, носивших клички «Минина» и «Пожарского», запрос должен уже был остановить более внимательного контролера писем заключенных, так как книга не относилась к теме предполагавшейся работы, это был Костомаров — «Герои смутного времени». Но все же это была научная, историческая книга, и, понятно, требовать, чтобы просматривающие кипы писем досмотрели такое несоответствие, было бы требовать от них слишком большой дозы проницательности… Однако же не все клички укладывались так сравнительно удобно в рамки заглавий научных книг, и одной из следующих, перемеженных, конечно, рядом действительно нужных для работы книг была уже: Брем — «О мелких грызунах». Здесь вопросительный знак запрашивал с несомненностью для товарищей об участи Г. М. Кржижановского, носившего кличку «Суслик». Точно так же по-английски написанное заглавие: Mayne Rid «The Mynoga» означало Надежду Константиновну Крупскую, окрещенную псевдонимом «рыбы» или «миноги». Эти наименования могли бы, как будто, остановить внимание цензора, но серьезный тон письма, уйма перечисленных книг, а кроме того, предусмотрительная фраза, стоявшая где-то во втором (потерянном) листке: «разнообразие книг должно служить коррективом к однообразию обстановки», усыпили бдительность аргусов.
Находясь в тюрьме и настроившись «на долгое сидение», В. И. Ленин, как известно, проделал огромную работу, изучая материалы, на которых была построена впоследствии его первая, создавшая эпоху, работа — «Развитие капитализма в России». Но, при своей вулканической энергии, В. И. Ленин не мог удовлетвориться одной лишь научной работой.
И вот Ильич стал писать, кроме того, нелегальные вещи и нашел способ передавать их на волю. Это, пожалуй, самые интересные страницы из его тюремной жизни. В письмах с воли ему сообщали о выходящих листках и других подпольных изданиях; выражались сожаления, что листки не могут быть написаны им, и ему самому хотелось писать их. Конечно, никаких химических реактивов в тюрьме получить было нельзя. Но Владимир Ильич вспомнил, как рассказывал мне, одну детскую игру, показанную матерью: писать молоком, чтобы проявлять потом на свечке или лампе. Молоко он получал в тюрьме ежедневно. И вот он стал делать миниатюрные чернильницы из хлебного мякиша и, налив в них несколько капель молока, писать им меж строк жертвуемой
«Владимир Ильич мастерил намеренно чернилицы крохотного размера: их легко было проглотить при каждом щелчке форточки, при каждом подозрительном шорохе у волчка. И первое время, когда он не освоился еще хорошо с условиями предварилки, а тюремная администрация не освоилась с ним как с очень уравновешенным, серьезно занимающимся заключенным, ему нередко приходилось прибегать к этой мере. Он рассказывал, смеясь, что один день ему так не повезло, что пришлось проглотить целых шесть чернильниц.
Помню, что Ильич в те годы и перед тюрьмой и после нее любил говорить: „Нет такой хитрости, которой нельзя было бы перехитрить“.
Таким путем были написаны им и переданы на волю листовки, брошюра „О стачках“, программа партии и подробная об’яснительная записка к ней.
Несколько страничек воспоминаний М. Ингбер знакомят с любопытным эпизодом, с чтением В. И. Лениным в 1902 г. лекций в Парижской „Высшей Русской Школе Общественных Наук“, основанной либеральными профессорами Е. де-Роберти, Ю. Гамбаровым и М. Ковалевским. В. И. Ленин был приглашен слушателями с.-д. буквально контрабандой, так как профессора, руководители школы, не подозревали, что В. Ильин, автор легальных экономических книг, и революционер-эмигрант В. Ленин — одно и то же лицо. Узнав об этом, либеральные профессора сильно „сдрейфили“, пытались даже сорвать лекции, а когда это не удалось, начали украдкой посещать их, боясь даже познакомиться с В. И. Лениным.
Ряд интересных деталей, относящихся к жизни В. И. Ленина в Лондоне (1902–1903 г.г.), сообщает Н. А. Алексеев. Жили В. И. Ленин и Н. К. Крупская в Лондоне необычайно скромно.
„Н. К. сама вела свое скромное хозяйство — покупала провизию, стряпала на керосинке обеды, мыла полы и т. д. Ее хозяйственные хлопоты несколько облегчала старушка-мать, приехавшая в Лондон позже и чувствовавшая себя очень неуютно на чужбине. В. И. об’яснил мне тотчас по приезде, что прочие искровцы будут жить коммуной, он же совершенно неспособен жить в коммуне, не любит быть постоянно на людях. Предвидя, что приезжающие из России и из-за границы товарищи будут, по российской привычке, не считаясь с его временем, надоедать ему, он просил по возможности ограждать его от слишком частых посещений“.
Помимо членов редакции „Искра“ В. И. Ленин ни с кем не поддерживал частых сношений. Время от времени к нему являлись россияне, приезжавшие по партийным делам, бежавшие из тюрьмы и т. п.
Не могу не упомянуть еще об одном визитере — П. Н. Милюкове. Он тогда носился с мыслью об’единения всей русской оппозиции. Я встретился с ним у Ф. А. Ротштейна, пригласившего — кроме меня — еще К. М. Тахтарева и нескольких бундистов, из которых помню Александра Кремера. Узнав от меня, что в Лондоне находятся В. И. Засулич и некоторые члены редакции „Искры“, П. Н. Милюков пожелал повидаться с ними и с этой целью зашел к нам в „коммуну“. Беседовали с ним главным образом Ю. О. Цедербаум и В. И. Засулич (Владимир Ильич при беседе не присутствовал, с ним Милюков виделся потом отдельно). Милюков, отмечая огромную популярность марксизма, очень упрекал искровцев за полемику против террора после убийства Балмашевым Сипягина и уверял нас, что еще один-два удачных террористических акта — и мы получим конституцию…
Дорожа своим временем, В. И. не особенно долюбливал тех из приезжавших россиян, которые с этим не считались. Помню его негодование на ежедневные визиты покойного Лейтейзена (Линдова), приезжавшего из Парижа и зачастившего к нему. „Что у нас — праздник, что ли?“ — выражался В. И., жалуясь на это в „коммуне“.
„Но при всем своем стремлении экономить время В. И. охотно принял предложение вести занятия с кружком русских рабочих-эмигрантов, организованным при моем ближайшем участии еще до приезда искровцев в Лондон“.
И. Волковичер, на основании неизданных материалов Женевского партийного архива, рисует работу В. И. Ленина по собиранию партии вокруг старой „Искры“. Все приводимые материалы указывают на руководящую роль В. И. Ленина в этом деле, представлявшем тогда огромные, почти непреодолимые трудности. Недаром один и искровских работников, проделавший большую работу в Питере, так характеризует свою работу: „Везде оперирую ленинским плугом, как самым лучшим, производительным возделывателем почвы. Он прекрасно сдирает кору рутины, разрыхляет почву, обещающую произвесть злаки. Раз повстречаются на пути плевелы, посеянные „Р(абочим), Д(елом)“, он всегда уничтожает их с корнем“.