Замкнутые на себя
Шрифт:
Когда они уже подлетали, их увидел Балумут, сторожащий небо, как свою вотчину. Подумав, что летит Мо с Маргиной, он радостно замахал им лапами, чем весьма озадачил Блуждающего Нефа, никогда не водившего дружбу с медведем. Впрочем, понаблюдав мысли Балумута, Блуждающий Неф, неожиданно для себя, пообещал ему:
— Я помогу Мо с твоими крыльями.
Сказать, что слова Блуждающего Нефа были, как две бочки мёда, всё равно, что ничего не сказать. Для Балумута они были, как целая пасека. С мёдом! Он побежал впереди них, гостеприимно открыл входную дверь и крикнул вовнутрь дома:
— Лотт, готов стол. К тебе незваные, дорогие гости.
Посидев
— Неф, ты не забыл?
— Не беспокойся, Балумут, я своё слово держу, — ответил ему Блуждающий Неф, а странный взгляд Доома, брошенный на Хранителя, почему-то смутил Балумута. «Неужели обманет?» — подумал он, прикидывая, как поступил бы сам. «Прикид» на самого себя получился неубедительным. Вздохнув, Балумут настроился ожидать Мо. «Он не обманет, — убеждённо решил Балумут, — иначе Маргина, давно его выгнала».
Когда они подлетали к Мессаке, Блуждающий Неф бросил симпоты вокруг и увидел, что Онти и Русик на берегу Дауры, вместе с Рохо, Лоори и какой-то женщиной. Кружащий над Мессакой вихрь расширился и утратил былую силу, но отмахиваться от него, как от мухи, было бы легковерно.
— Ты сможешь лететь при таком ветре? — спросил он у Доома и тот, внимательно присмотревшись, утвердительно кивнул головой. Они начали снижаться, причём, Блуждающий Неф выпустил невидимую сеть, чтобы успокоить стихию в месте посадки, а отправленные в центр вихря симпоты закрутил в противоположном направлении, создавая циклон. Онти и Русик были прямо под ними, в каком-то подземном ходе, который заканчивался здесь, среди каменной породы, выходящей на поверхность. Прощупывая грунт, Блуждающий Неф нашёл узкую щель, которая соединялась с подземным ходом.
— Они там, — сказал Блуждающий Неф, показывая Доому на щель, — только нужно её расширить.
— Лоори! — закричал Доом, но никто ему не ответил.
— Тебя не слышат, — сказал Блуждающий Неф, но он ошибался — Лоори послышался голос брата, но она отогнала наваждение, тем более что к ним ползло мерзкое многоногое животное.
— Ничего не бойтесь, — сказал Рохо, — я вас закрою.
Он отодвинул идущую позади всех Бонасис и стал в ходе, растянувшись мембранной до самых стенок и перекрывая проход. Но многоножка, не останавливаясь, со всего маху врезалась в него и затолкала его, как тряпочку, чуть ли не в конец хода. Сжатые вместе, как в тесном чулке, они не могли сдвинуться, к тому же Онти и Лоори визжали что есть мочи.
— Сюда, — раздался голос над их головами и, взглянув вверх, они увидели руки Блуждающего Нефа, которые он протягивал к ним. Онти и Лоори схватились за них и в одно мгновение были наверху. В следующее мгновение Блуждающий Неф вытянул Русика и побелевшую, но молчащую, Бонасис.
— Рохо, — позвал Блуждающий Неф, но тому помощь не понадобилась — издав трубный звук, многоножка исчезла, словно кто-то тащил её за хвост.
— Живой, — воскликнул Мо, появляясь вместо животного.
— Где ты там? — спросил Блуждающий Неф, спускаясь вниз в расширенную щель.
— Мо, и ты тут? — удивился Блуждающий Неф.
— Да, спасателей больше, чем потерпевших, — улыбнулся Мо и тут сзади у них раздался душераздирающий крик.
— Маргина, — крикнул Мо и красной тенью исчез в туннеле. Крик замолк, но Блуждающий Неф и Рохо услышали брань Маргины. Половинка многоножки, которую дёрнул Мо, чтобы она оставила в покое Рохо и компанию, развернулась и убежала туда, где была Маргина, которая перепугалась, увидев разодранное животное, что бы там не говорил ей здравый смысл.
— Нам лучше исчезнуть, — посоветовал Блуждающий Неф, и они с Рохо поднялись вверх через щель.
* * *
Их спор был долгим, но Бартазар Блут не обрывал своего собеседника: царь Алалгар был больше чем друг — он был главный создателем нового блока репликатора и желал сам испытать его, не подвергая риску Бартазара Блута.
— Посмотри вокруг, Энки, — восклицал он, показывая рукой на город Эриду, раскинувшийся внизу у подножия пирамиды, скрывавшей здание репликации, — посмотри на город, построенный благодаря тебе, на поля, где растут злаки, тобой придуманные. Благодаря тебе наши глаза в пустыне ласкает зелёный оазис, наши дети знают своё будущее, а старики имеют безмятежную старость. Тот порядок жизни, что ты нам дал, те знания, которые ты вложил в нас, настолько изменили нашу жизнь, что мы никогда не сможем жить по-другому. Мы никогда не сможем отблагодарить тебя в полной мере, а та малость, что я предлагаю, больше нужна мне, чем тебе. Я тоже хочу что-то сделать для тебя.
— Алалгар, для меня как раз опасности нет, я говорил тебе, что я вечный, — остановил его Бартазар Блут, — Мне проще восстановить себя, чем терять тебя, в особенности, если что-то не получиться. Кто будет продолжать работу?
— Энмелуанна, — кивнул Алалгар на юношу, в перчатках колдующего у прибора, опутанного трубками из молибдена и покрытого изморозью.
— Энмелуанна, безусловно, хорош, — согласился Бартазар Блут, — но молод.
Они помолчали, не стесняя друг друга, а потом Бартазар Блут посмотрел на заходящее солнце и предложил:
— Иди, отдохни, Алалгар. Завтра будет трудный день, — он посмотрел на Энмелуанна и добавил: — И его забери.
Энмелуанна, недовольно поднялся от стола и жалобно посмотрел на Бартазара Блута. «Молодой, сил много», — с добротой подумал он, и пошёл во внутренние покои, лёг на деревянную лавку, вытянувшись во весь рост.
Он не собирался спать, так как в том не было потребности, а отдался мыслям о Элайни. Если судить по времени, проведённому здесь, ей сейчас должно быть шестьдесят лет, не меньше. Возвратившись к ней, Бартазар Блут намеревался сделать ей омоложение, а потом попросить её, чтобы она согласилась стать бессмертной. Порывшись в своих глифомах, он вытянул оттуда образ Элайни и, распустив свои симпоты, ласкал её, возбуждая в симпотах музыку, созвучную только ей.
Несмотря на свою невозмутимость, ощущение того, что завтра откроется возможность вернутся к Элайни, щекотала его симпоты, разжигая в них нетерпеливую жажду охватить её всю тёплым коконом, чтобы ни одна пылинка её естества, не могла затеряться в изменчивой материи. Столь странные мысли, а скорее мечты, волновали его до самого утра, удивляя своей настырностью и постоянством.
Утреннее солнце, встретившее Бартазара Блута уже на ногах, появилось на зиккурате [23]раньше, чем в городе, сонно спавшем у подножия пирамиды. Бартазар Блут прошёл в главный зал, где на него смотрел золочёный деревянный двойник, который искрился ярче светила под его первыми лучами.