Замочить Того, стирать без отжима
Шрифт:
—За ними ещё идут, не знай сколько, только много, больше чем мы!
Унгерн невозмутим. Прикрывает веками глаза, давая понять, что услышал.
Потом поднимает над головой правую руку с зажатой в ней плетью.
— Воины, за нами погоня! Каравану — рысью вперёд, первый десяток казаков перед ним в головной дозор. Обоз — за караваном, второй десяток и буряты — со мной.
Верблюды, недовольно ворча, прибавляют шагу, затем под свист плетей погонщиков разгоняются и, раскачиваясь, скрываются за увалом. Коноводы с табуном заводных коней держатся по левую руку от горбатых. Следом за ними
Вот и тыловой дозор — вылетел из-за сопки, нахлёстывая лошадей плетьми.
— Начальник, много китайцев, три, больше три сотни, — машет зажатым в руке карабином старший.
— К бою! — Унгерн передёргивает затвор карабина, отряд повторяет действия командира. Сотня растягивается вдоль увала, готовится встретить врага несколькими залпами, крутнуть коней и галопом лететь вслед далеко оторвавшемуся каравану.
Китайцы шли на рысях — тремя колоннами по три в ряд. В бинокль мелкие всадники в фуражках, с погонами на гимнастёрках, сидящие на мохнатых монгольских лошадях выглядели сущей пародией на российское казачество. А уж лежащие на плечах косоглазых мечи дадао развеселили барона неимоверно. Бежать от этих клоунов? Чёрта с два!
Разглядев немногочисленного врага, китайцы радостно заорали и, повинуясь команде командира, стали на ходу перестраиваться в лаву. Беспорядочно паля из винтовок, они подняли лошадок в галоп и решительно, хоть и не слишком умно, атаковали вверх по склону.
Унгерн дал им добраться до середины холма:
— По-о мое-е-й ко-о-ма-а-нде-е! За-алпо-ом! Два-а за-алпа-а ! А-а-го-о-нь!
И вскинул карабин к плечу.
Когда в центре вражеской лавы полетели в разные стороны «лебели», фуражки и широкие лезвия мечей, с диким визгом покатились убитые и раненые кони, барон рванул из ножен стремительную тяжесть златоустовского клинка.
— А-атря-ад! В ата-аку, ма-арш! — и шпорами послал жеребца вперёд.
Разгоняясь под гору, буряты выли волками, казаки орали «Ура»!
Китайцы, сгрудившись, рвали удилами губы лошадей, пытаясь повернуть и пуститься прочь от накатывающей русской конницы. Кому-то это даже удалось. Уже выбирая, на ком из мелких противников развалить фуражку в первую очередь, барон заметил свежую колонну врага, обходящую место сражения стороной.
Менять что-то было уже поздно. Унгерн крепче сжал конские бока шенкелями, привстал и взмахнул шашкой.
Две сотни китайцев, собирающиеся окружить и добить наглых русских стали разгонять лошадей для ужасающего удара во фланг и тыл попавшего в западню противника, когда на гребень холма две взмыленные четвёрки гнедых лошадей вынесли пару лакированных шарабанов. Скрипнув рессорами, экипажи развернулись, возничие откинулись назад, повисли на поводьях, на скаку осаживая распалённые упряжки. Коляски ещё покачивались, а над сложенными кожаными тентами заплясали весёлые вспышки дульного пламени. Два снятых с захваченных японских транспортов «гочкиса» с дистанции в полторы сотни метров кинжальным огнём ударили во фланг китайской колонны.
— Ровнее подавай! — прикрикнул на второго номера Николай, аккуратно поворачивая ствол пулемёта вдоль того, что несколько секунд назад было подобием конного строя.
Вырвавшиеся из-под убойного огня и из мешанины рубки единичные китайские всадники уже начали было надеяться на спасение, когда у них на пути появились группы аратов в войлочных шапках и лисьих малахаях. Монголы спокойно, без суеты перебили беглецов и досмотрели финал сражения с высоты окрестных холмов.
Похожий на Будду нойон подъехал к Унгерну и вернувшемуся в седло советнику, снял шапку и поклонился.
— Ты передумал? — спросил барон.
— Будда послал мне знамение, – ответил монгол. — Ты действительно несёшь в себе дух великого хана!
— Давно было знамение? — заинтересовался Николай Михайлович.
— Только что. — Не моргнув глазом заявил узкоглазый пройдоха.
Во время переговоров между представителями Китая, Монголии и Российской империи глава делегации Срединного Государства господин Ли Сюань принялся было возражать против включения в новую страну внутренней Монголии. Ему ответил один из советников наместника Сибири и Дальнего Востока, тот самый, что мог общаться без переводчика.
— Как печально то, что в современном Китае больше не чтят великого Цинь Шихуанди, — скорбно покачал он головой.
— Как не чтят? В Китае всегда почитают великих предков!
— В великой мудрости своей жёлтый император определил северные границы Чжун Го, повелев возвести вдоль них Великую Стену. Если вы почитаете заветы предков, предоставьте северным варварам их варварские делишки, сосредоточьтесь на главном. Стена, например, уже тысячу лет стоит без ремонта. Внутренняя Монголия, внешняя — какое дело великой державе до этой мышиной возни?
— Вы уже оторвали от нашей империи Маньчжурию! — взвизгнул загнанный в угол китайский чиновник.
— Мой друг, — устало улыбнулся ему в ответ Николай, — мы лишь выполнили указ императора Каньси, который запретил ханьцам жить на территории Маньчжурии.
— Но вы выселили оттуда всех жителей! — продолжил резать правду-матку китаец.
Николай вздохнул, и развёл руками:
— Увы, мы не смогли найти там ни одного маньчжура.
Богды-хан Монголии, великий, не знающий поражений полководец Унигер-Баатор согласно кивнул, по традиции не проронив ни слова. Это порадовало китайских представителей, они слишком хорошо знали мерзкую привычку этого деятеля общаться при помощи пушек и винтовок его солдат.
День медведя.
Вид на сверкающую озёрную поверхность, обрамлённую с одной стороны крышами домов и контор, с другой — буйной зеленью не вырубленных ещё лесов, действует умиротворяюще, но особого умиротворения в помещении нет
— Айзек, задача была поставлена чёрт знает когда, а результата до сих пор нет. Хотя о чём это я? Есть результат, только совсем не тот, что нам нужен! В нашем флоте больше нет броненосца с названием «Техас». И войны с Россией тоже нет. Как так получилось, Айзек?