Замочить Того, стирать без отжима
Шрифт:
***
На берегу оказалось, что информация Либински либо частично устарела, либо была переврана изначально. В празднично наряженной толпе жителей Петропавловска встречались и попы, и гармони, но всегда порознь. Моня специально прочесал весь город — и не нашёл их вместе. Услышав из переулка характерные звуки, штурман «Орегона» свернул туда, не раздумывая, но и в этот раз действительность его разочаровала. На завалинке сидела пятнистая коза со следами тяжёлой жизни на морде, и наигрывала на стареньком баяне грустную мелодию.
— Сидор! Сидор! Твоя-то опять за старое принялась! — раздался пронзительный бабий голос
Мужчина в красной шёлковой рубахе, фуражке с лаковым козырьком и портянках на босу ногу махнул рукой и плюхнулся на завалинку рядом с музицирующим животным.
— А пущай! Праздник сёдни, надо и ей удовольствие получить!
Баян замолк на мгновение, затем растянул мехи на весь мах и заиграл плясовую. Моня попятился, вышел на набережную и побежал догонять своих.
Начало праздника янки наверняка пропустили, но судя по тому, что русские были веселы, тени своей мишка не разглядел. Несмотря на это, muzhiki не спешили истреблять vodka прошлогоднего урожая. Они боролись с медведем.
Либински решил, что слухи о непобедимой силе русских сильно преувеличены пропагандой, двое желающих так и не смогли положить зверя на лопатки, а одного, мелкого и чернявого, медведь поборол. Над проигравшим долго смеялись все собравшиеся.
Наконец пресытившийся зрелищами кэп вызвал штурмана и дал команду разобраться, где именно в настоящее время происходит потребление водки и женщин.
Городовой, к которому обратился Моня, услышав «водка» и «бабы» сперва насупился, но потом посветлел лицом — расталкивая толпу не хуже, чем броненосец волны, к ним пробивалась статная темноволосая красавица.
Чейвинэ приходилось общаться и с английскими, и с американскими китобоями, не первый год в городе живёт.
— Ай кен хелп ю, бойз! — жарко зашептала она и, подхватив капитана под локоть, повлекла в сторону своего жилища. С высоты своего роста полицейский видел, как смешные белые шапочки американских матросов ручьём устремились за капитанской фуражкой. Городовой лукаво ухмыльнулся и подкрутил правый ус.
Непривычные к действию лимонника, да ещё и истосковавшиеся по женской ласке янки набросились на неё всем скопом. Чейвинэ взлетала на волнах наслаждения к самому небу и падала в тёмные глубины преисподней. А сила, молодая, неуёмная сила с разных сторон вливалась в неё толчками, сотрясающими вселенную, и не было этой силе конца.
— А-а-а– стонала от счастья шаманка. — Пусть этот день не кончается никогда!
— Капитан, сэр! На горизонте вход в Авачинскую бухту!
Капитан поворачивается к стоящим на мостике офицерам:
— Господа, мы всё-таки сделали это! А ведь кое-кто считал, что корабли этой серии не способны к дальним океанским походам…
Вей ветерок…
Он спал сотни лет. Спал, и видел красивые сны. Вздрагивал, как спящая собака, и гладкая поверхность морей морщилась и сминалась, бились в песчаный или скалистый берег волны, но сон сменялся сном, и волнение стихало, разглаживалось зеркало вод, отражая бесчисленных чаек и белоснежные облака. В своих снах он видел то, что было и, может быть, то, чему лишь суждено было случиться через годы и тысячелетия, но всё это время он делал то, ради чего был призван, то, ради чего был заточён в призрачную, неразличимую в состоянии покоя сущность. Он охранял гористые острова, цепочкой протянувшиеся с севера на восток от вторжения старого и страшного врага. Врага, от которого не было иного спасения.
У него не было родственников и родителей, потому что диких сородичей, случайный разгул стихии не считал он за родню. Тупая, безмозглая мощь, не имеющая цели и не знающая служения – кому захочется знаться с такими? Можно ли без малого две сотни шаманов и заклинателей ветра считать родителями? Были ли его матерями те тысячи маленьких черноволосых женщин, что безропотно ушли из жизни, отдавая ему свою силу?
Годы текли сквозь него, не меняя его сущности, не волнуя и не оставляя следов. Дважды за время его существования злая сила пыталась прорваться через закатные моря к охраняемым островам, и он с гневной радостью набрасывался на деревянные скорлупки, наполненные многочисленными воинами в странных одеждах, ломал дощатые борта, срывал плетёные циновки парусов, захлёстывал волнами и бил о прибрежные скалы. Ни один кочевник не достиг охраняемых берегов. Выполнив свою задачу, он успокаивался и засыпал, всем своим существом ощущая благодарность тех, кому служил защитой.
Ему нравилось имя, которым его нарекли. Оно было звонким, чистым и красивым. Не очень длинным, но и не коротким. Всего четыре слога, но в них звенела сила и любовь. Его звали Камикадзе.
Сон прервался ранним утром. Старое зло вновь угрожало жителям опекаемых островов. Существование вновь обрело смысл, и сущность хранителя вновь потянулась, собирая свою великую мощь. Дрогнули и сдвинулись со своих мест, пошли по кругу воздушные массы, ещё медленно, ещё плавно. Охнули и отозвались им морские глубины, колыхнулись миллионы и миллиарды тонн солёной воды, готовой вступить в страшную пляску ураганного ветра. Ещё невидимый, божественный ветер Японии пронёсся над закатным морем, проверяя привычный маршрут: где, в каком количестве они пытаются пересечь воды, отделяющие острова от материковой суши, на которой заканчивалась власть Камикадзе?
Джонок хватало, они плыли в разные стороны или стояли, ожидая пока опущенные в прохладу вод сети наполнятся трепещущей рыбой, но ни на одной не было памятного скопления раскосых воинов и их лошадей. Неужели его пробуждение было всего лишь ошибкой? Ветер вновь пронёсся над морем с севера на юг, и радостно завертелся, найдя искомое. Конечно, они решили его провести – теперь их лодки были сделаны из железа и не несли парусов. Караван судов, набитых воинами в незнакомой форме и их конями крался от берегов Кореи, укрываясь серой пеленой тумана. И пусть лошадей было меньше, чем воинов, обмануть себя божественный страж островов не позволил. Глупцы! Кого они хотели провести?
Набирая разгон, он отошёл почти к побережью самого большого острова и призвал всю доступную ему мощь. Разгоняющиеся ветры сорвали крыши с десятков домов, сломали сотни деревьев. На такие мелочи он не обращал внимания. Железные суда были крепкими и большими, для того, чтобы справиться с ними, нужно было много силы. И Камикадзе не скупился, выкладываясь полностью.
Всем своим существом ощутив – пора, тайфун рванулся на запад, неся смерть коварным врагам. То, что не сможет разнести в клочья уплотнившийся, ставший почти твёрдым воздух, сомнёт и утянет в пучину взбесившаяся вода.