Замочить Того, стирать без отжима
Шрифт:
Голландец вздыхает, на его лице появляется выражение непреклонной решимости.
— Господин адмирал, Голландия исторически хорошо относится к вашей стране, но установление истины для нас важнее даже добрых отношений. Как вы можете объяснить тот факт, что сразу по прибытию в порт на вашем флагманском корабле начались ремонтные работы, а в лазарете оказалось полно офицеров? Для консультации приглашали профессора Баккера, этот факт невозможно скрыть!
Дмитрий Густавович багровеет и в ярости хлопает ладонью по столу. От сотрясения сифон
— Что вы себе позволяете? Профессор приглашён для лечения простуды! А на «Наварине» просто красят борт, с которого ободрана краска! Это, по-вашему, повреждения эскадры, утопившей два броненосца и избившего ещё два так, что они с трудом доплелись до Портсмута?
Голландец радостно улыбается:
— Так вы подтверждаете, что это ваша эскадра утопила британский и американский броненосцы?
— Во-о-он! — переходя на русский, орёт контр-адмирал фон Фелькерзам, подхватывает со стола графин и запускает его в наглого голландца.
Из европейских газет:
«Голландское правительство потребовало от командования русской эскадры в двадцать четыре часа покинуть территориальные воды Нидерландов»
«Британский флот патрулирует Северное море в ожидании русской эскадры».
« Двойной ультиматум России! САСШ и Британия требуют выдать для суда виновных в чудовищном нападении на эскадру нейтрального государства, разоружить флот и интернировать его в портах нейтральных стран. Своё согласие принять русские корабли уже высказали Швеция, Османская империя и Корея».
«Филиппинская эскадра флота САСШ прибыла в Шанхай для соединения с силами китайской станции британского флота».
«Массовые демонстрации в Нью-Йорке, Балтиморе и Филадельфии! Граждане Соединённых Штатов требуют наказать виновных в гибели своих соотечественников! «Я горжусь своим мужем, он был настоящим американцем!» — говорит вдова капитана Айртона».
«Атлантический флот САСШ готовится к переброске на тихий океан! В состав эскадры войдут новейшие броненосцы и броненосные крейсеры»!
«Что думают в Петербурге? Каким будет ответ Зимнего Дворца на ультиматум?»
***
Командирский салон на «Наварине» отделан с тяжеловесной роскошью конца девятнадцатого века — красное дерево, ковёр, массивная мебель. Для ценителя — весьма достойное зрелище, но командиров кораблей и флагманских офицеров отряда они не интересуют.
— Господа, Петербург молчит, наш посланник в Нидерландах сказался больным и отказался от встречи. Я принял решение возвращаться в Кронштадт. Если британский или какой-либо другой флот попытается этому препятствовать, я буду вынужден использовать против него любые имеющиеся в моём распоряжении средства.
— Вы прикажете открыть огонь? Против англичан у нас нет ни малейшего шанса.
— Евгений Романович, мы уже объявлены виновными во всех смертных грехах. И вывод я вижу только один — эта невероятная провокация задумана как повод для объявлении войны России. Вся европейская и американская пресса клеймит нас как коварных негодяев. Удовольствия выставить нас трусливыми негодяями я им не предоставлю. Если бритты попытаются остановить нас силой, будет сражение. Чем бы оно для нас не окончилось. Приказываю, господа, отряд к бою и походу изготовить.
***
Мичман Яковлев в компании корабельного священника наблюдал за развернувшейся на кораблях отряда суетой несколько отстранённо — водолазная часть крейсера к походу готова, а в бою не участвует. Немногочисленных подчинённых мичмана привлекла к своей суете боцманская команда, и они с отцом Алексием, следуя флотской и житейской мудрости: «если не можешь помочь, не мешай» — беседовали о высоком.
— Всё-таки, юноша, я полагаю, что для закуски гораздо лучше подходят солёные грузди. Этак, знаете ли, с маслицем, лучком репчатым, капелькой винного уксуса, и чтобы в бочонке обязательно дубовый лист был, и смородиновый, но последнего — самую малость, для запаха только. Под огурчик, оно, конечно, тоже душевно идёт, хрустко так, но грузди это совсем другой уровень, понимаете? О чём это вы вдруг задумались?
Мичман, взятый отцом Алексием за рукав, очнулся:
— А?
Потёр виски длинными пальцами с ухоженными ногтями:
— Я, святой отец, вот о чём подумал. Ведь до чего совпало-то, — чужой порт, ультиматум, эскадра поджидает, несопоставимо сильнейшая нашей. Колчак вывернулся как-то… А мы?
— Так ведь Колчак и сам по сей день не знает, что его подчинённый спьяну устроил.
— Неужели мы глупее?
Отец Алексий вздыхает глубоко, используя всю мощь тренированной грудной клетки.
— Так ведь пробовали не раз, не выходит.
— Все разы ситуация была обычная, а нужна безвыходная! – у мичмана горят глаза от лихорадочного возбуждения.
— Катер там был, и сахар, и спиртным потом в бухте неделю пахло. Отец Алексий, мы обойдёмся без сахара! Я к командиру!
***
Два немолодых голландца стоят на пирсе, провожая взглядами уходящие русские корабли. Тот, что выше и стройнее, с бородкой, спрашивает, не поворачиваясь:
— Тоже продал своё старое корыто, Клаус?
Второй, невысокий и коренастый, с гладко выбритым круглым лицом, сплёвывает в воду.
— Ты видел.
— А ещё они скупили весь запас тёмного рома в бутылках. — Первому явно хочется поговорить. — Старина Ван Тиизель небось довольно потирает свои конопатые лапы. Как думаешь, на кой чёрт им столько дешёвого пойла?
Второй угрюмо ухмыляется:
— Дитер, если бы тебе предстояло купание в холодной морской водичке, ты тоже постарался бы прихватить с собой что-нибудь согревающее.