Шрифт:
Первое, моментальное, суждение Конклина заключалось в том, что этот человек, Майкл Бриггз, не был из тех парней, кто обычно прибегают к психиатрической помощи. Он был одет в тёмные вилветовые брюки, опрятную голубую рубашку и спортивную куртку, которая подходила и к тому, и к тому. Его волосы были длинными, почти до плеч. Его лицо покрывал загар. Его руки были обветренными, покрытыми
— Привет, мистер Бриггз.
— Привет, — Бриггз улыбнулся легкой улыбкой, от которой становилось не по себе. Его глаза пробежались по кабинету и остановились на кушетке — такое движение глаз Конклин видел и раньше, но Конклин не ассоциировал его с людьми, которые уже проходили лечение — они знали, что здесь должна быть кушетка. Такие люди, как Бриггз, со своими рабочими руками и загорелым лицом, искали в кабинете самый известный символ профессии — тот, который они видели в фильмах и комиксах.
— Ты рабочий-строитель? — спросил Конклин.
— Да, — Бриггз аккуратно устроился поперёк стола.
— Ты хочешь поговорить со мной о своем сыне?
— Да.
— О Джереми.
— Да.
Возникла пауза. Конклин, использовавший тишину как рабочий инструмент, чувствовал себя более комфортно, чем, очевидно, Бриггз. Миссис Адриан, его медсестра и регистраторша, приняла звонок пять дней назад и сказала, что Бриггз говорил, как потерявший рассудок — как человек, едва-едва контролировавший себя, сказала она. Специализацией Конклина не была детская психология и его график работы был заполнен до отказа, но оценка Нэнси Адриан этого человека, напечатанная после общих сведений на формуляре перед ним интриговала его. Майклу Бриггзу было сорок пять, он был рабочим-строителем и жил в Лавинджере, штат Нью-Йорк, городке в сорока милях от Нью-Йорк Сити. Он был вдовцом. Он хотел проконсультироваться с Конклином относительно своего сына, Джереми, которому было семь. Нэнси обещала перезвонить ему к концу дня.
— Скажи ему, чтобы обратился к Милтону Абрамсу в Олбани, — сказал Конклин, плавно передвигая формуляр по столу в ее направлении.
— Могу я посоветовать тебе встретится с ним, прежде чем выносить такое решение? — спросила Нэнси Абрамс.
Конклин посмотрел на нее, затем откинулся на спинку стула и вытащил портсигар. Каждое утро он наполнял его ровно десятью сто-миллиметровыми «Винстонами» — когда они кончались, он прекращал курить до следующего дня. Это было не настолько хорошо, как бросить курить; и он знал это. Но это максимум, что он мог сделать. Сейчас день подходил к концу — так или иначе, пациентов больше не будет — и он заслужил сигарету. А реакция Нэнси на Бриггза заинтриговала его. Такие предположения не были чем-то необычным, но она высказывала их нечасто… и у нее была хорошая интуиция.
— Зачем? — спросил он, прикуривая сигарету.
— Ну, я предложила ему обратиться к Милтону Абрамсу — он находится недалеко от Бриггза и любит детей — но Бриггз немного знает его — он работал в бригаде, которая строила бассейн в загородном доме Абрамса два года назад. Он сказал, что пойдет к нему, если ты по-прежнему будешь рекомендовать его, после того, как услышишь то, что Бриггз хочет сказать, но вначале он хочет сказать это абсолютно незнакомому человеку и затем принять решение. «Я бы рассказал об этом священнику, будь я католиком» — сказал он.
— Хм.
— Он сказал: «Я просто хочу знать, что происходит с моим ребенком — из-за меня это или нет.» Он говорил это довольно агрессивно, но также и очень, очень напугано.
— Мальчику…
— Семь.
— Хм. И ты хочешь, чтобы я встретился с ним.
Она пожала плечами, затем усмехнулась. Ей было сорок пять, но когда она усмехалась, то выглядела на двадцать.
— Его голос звучал… конкретно. Как будто он намерен рассказать свою историю без утайки. Феномены, а не что-то мимолётное.
— Цитируй мне что угодно, я все равно не подниму твою заработную плату.
Она сморщила носик, затем усмехнулась. Он любил Нэнси Абрамс по своему — однажды, перепив, он назвал ее улицей Делла психиатрии и она чуть не ударила его. Но он ценил ее проницательность, и сейчас было одно из ее проявлений, четкое и ясное.
— Он говорил, как человек, который думает, что с его сыном что-то не в порядке в физическом плане. Не смотря на это, он позвонил одному из Нью-Йоркских психиатров. Одному из дорогих Нью-Йорских психиатров. И он был напуган.
— Хорошо. Достаточно, — он затушил окурок, не без сожаления. — Запиши его на следующую неделю, во вторник или в среду, около четырёх.
И вот он был здесь, в среду днём — не около четырёх, а ровно в 4: 03 — и напротив него сидел мистер Бриггз со своими покрасневшими от работы руками на коленях, осторожным взглядом глядя на Конклина.