Замок (др. изд.)
Шрифт:
— Я задавался этим вопросом. Но потом вспомнил, какой ужас он нагнал на немцев, ускользая от них в течение полутора недель на крошечной территории замка, убивая одного за другим. Они чуть не перестреляли друг друга. — Профессор подставил руки ветру и поработал пальцами, наслаждаясь гибкостью и свободой движений. — Но после того, что случилось со мной, я пришел к выводу, что Моласар всемогущ.
— Разве можно ему доверять?
Куза глянул на дочь. Этот Гленн, похоже, успел заразить ее своими сомнениями. Он плохо влияет на дочь.
— Как же мне ему не доверять? —
Магда молчала. Возразить было нечего.
— Я смогу возвратиться в университет.
— Да… Твоя работа. — Магда чувствовала себя словно в тумане.
— Да, я вернусь, но не на прежнее место. Теперь, когда я здоров, ничто не мешает мне стать ректором.
Магда бросила на отца быстрый взгляд.
— Но ты никогда не хотел заниматься административной работой!
Она была права. Его никогда не прельщала подобная перспектива. Но теперь все изменилось.
— Раньше не хотел. Времена меняются. И если я помогу избавить Румынию от фашистов, не кажется ли тебе, что это будет заслуженной наградой?
— Но вы собираетесь выпустить на свободу Моласара, — сказал Гленн, долго хранивший молчание. — И тогда награда будет совсем другой.
Куза скрипнул зубами от ярости. Почему этот чужак не уберется прочь?
— Он уже на свободе! Я только помогу ему проложить путь. К тому же мы можем прийти с ним к какому-либо… соглашению. От него можно получить столько информации! Создание он уникальное. Кто знает, какие еще считавшиеся неизлечимыми болезни он сможет вылечить! И мы будем у него в долгу за избавление человечества от нацизма! И я просто обязан найти способ с ним договориться, конечно, на приемлемых условиях.
— Условиях? — переспросил Гленн. — И какие же условия вы собираетесь ему предложить?
— Что-нибудь придумаю.
— Что конкретно?
— Ну, не знаю… Можно предложить ему нацистов, которые развязали эту войну и построили лагеря смерти. Неплохо для начала.
— А кто следующий на очереди? Помните, Моласар будет требовать все больше и больше. Вам придется постоянно насыщать его. Кто же следующий?
— Я не позволю со мной так разговаривать! — закричал Куза, теряя терпение. — Можно будет найти какой-нибудь выход. Если целая нация смогла приспособиться к Адольфу Гитлеру, мы наверняка сможем найти способ сосуществования с Моласаром!
— Невозможно сосуществовать с чудовищами, будь то нацисты или Носферату, — произнес Гленн. — Прошу меня простить.
Он развернулся и пошел прочь. Магда осталась на месте, молча провожая его взглядом. А Куза, в свою очередь, смотрел на дочь, понимая, что, хоть Магда и не побежала следом за ним, душой она с этим чужаком. Он потерял дочь.
Осознание этой страшной истины должно было заставить его сердце кровоточить от боли.
Как только Гленн исчез из виду, Магда повернулась к отцу. Она пристально глянула ему в лицо, стараясь понять, что же с ним происходит, а заодно пытаясь разобраться и в собственных чувствах.
Отец выздоровел, это чудесно. Но какой ценой? Он так изменился — не только физически, но и нравственно, сама личность его стала какой-то другой. В интонациях появилось высокомерие, чего никогда не было прежде. А уж ярость, с какой он защищал Моласара, вообще не была присуща ему. Складывалось впечатление, будто его разобрали на части, а потом снова собрали… но при этом упустили кое-какие детали.
— Ну а ты? — спросил отец. — Ты тоже уйдешь от меня?
Прежде чем ответить, Магда еще раз внимательно на него посмотрела. Перед ней стоял почти что чужой человек.
— Конечно нет, — ответила девушка, стараясь не выдать своего жгучего желания уйти с Гленном. — Но…
— Но что? — Вопрос прозвучал как удар хлыста.
— Ты хорошо подумал о том, что означает сделка с таким существом, как Моласар?
Выражение лица старика поразило ее. Губы его кривились от ярости, когда он ответил:
— Вот, значит, как! Твой любовник сумел настроить тебя против твоего отца и твоего народа, не так ли? — Слова падали как булыжники. Отец рассмеялся коротким неприятным смешком. — Как легко, однако, тебя переубедить, дитя мое. Всего лишь пара голубых глаз, немного мускулов — и ты готова отвернуться от своего народа в момент смертельной опасности!
Магда пошатнулась, будто на нее налетел внезапный шквал. Неужели это ее отец произносит такие слова? Никогда он не был жесток ни с ней, ни с кем-либо еще, а сейчас прямо-таки брызжет ядом! Не желая высказывать свои обиды, девушка сказала, поджав губы, чтобы не дрожали:
— Я просто беспокоюсь о тебе. Ты ведь не знаешь, можно ли доверять Моласару!
— А ты не знаешь, что нельзя! Ты ни разу не говорила с ним, не видела выражения его глаз, когда речь заходит о немцах, захвативших его замок и его страну!
— Зато я чувствовала его прикосновение, — ответила Магда, невольно задрожав, словно от холода. — Причем дважды. И ничто не убедит меня в том, что его хоть сколько-нибудь беспокоит судьба евреев. Да и вообще любого живого существа.
— Ко мне он тоже прикасался, — возразил профессор, демонстративно подняв руки и быстро обойдя вокруг коляски. — Смотри, что сделало со мной его прикосновение! А что касается заботы Моласара о моем народе, то у меня нет никаких иллюзий на этот счет. Его не волнуют евреи других стран, только сограждане. Только румынские евреи. Именно румынские. Он был боярином на этой земле и по-прежнему считает ее своей! Можешь называть это национализмом, патриотизмом, как угодно — не важно! Главное, чтобы немцы убрались, как он говорит, с «валашской земли». Нашему народу здесь прямая выгода. И я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь ему!