Замок храпящей красавицы
Шрифт:
– Нет, нет, – залепетала Марфа, – столкни Катьку, навалилась на меня слоном, я сознание теряю.
– Чем занимаетесь, красавицы? – спросил Михаил Степанович, входя в гардеробную.
– Куда вы подевались? – воскликнула я. – Почему оставили женщин одних?
– В туалет отбежал, – смутился старший Корсаков. – Они дерутся? Вроде дружно в вещах ковырялись, размеры у них совсем не совпадают, не ругались.
Я быстро рассказала дяде Мише про «вторую кожу».
– Комедия, – вздохнул он. – Зачем утягиваться? Неудобно, и для здоровья плохо. Я всегда, наоборот, пошире брюки беру.
– Нашелся умник, – простонала Марфа, – лучше умереть, чем на твой манер одеваться.
– Прямо крейсер «Варяг», – хмыкнул Михаил Степанович, – умираю, но не сдаюсь! Ох уж эти бабы! Вечно у них в голове не то, что положено, а у актрис в особенности. Хорошо, что Владимиру кривляки не нравятся, сына привлекла умная женщина, а не клоун.
– Задыхаюсь! – подала голос Марфа.
– Руку мурашки щекочут, – пожаловалась Катя, – она онемела!
– Сбросьте эту дуру на пол, – потребовала Ермолова.
– Помогите ладошку вытащить, – захныкала Франк, – я страдаю из‑за своей доброты.
– Не дергайтесь, – деловито сказал Михаил Степанович, – сейчас.
– Где у вас ножницы? – спросила я.
– Не режьте джеггинсы, – простонала Марфа, – они мне нравятся.
– Глупости, я хочу встать, там еще много неосмотренных вещей, время идет, надо успеть все перемерить, – беспокоилась Катя, – кромсайте «вторую кожу».
Марфа застучала пятками по полу.
– Нет! Мои джеггинсы!
– Они твои, – неожиданно согласилась Франк, – но моя лапка главнее.
– Девочки, не горячитесь, – загудел Михаил Степанович, – Катя, не надо хорошую вещь уродовать. Сейчас я сниму с Марфы брюки. Главное, слушайте меня. Поняли?
Актрисы замолчали.
– Вот и хорошо, – кивнул дядя Миша. – Марфа, можешь ноги вместе сложить? Я сяду тебе на колени, ухвачусь за пояс и сдерну эти джописы.
– Джеггинсы, – поправила Франк.
– Да какая разница? – незлобливо прокряхтел Михаил Степанович, устраиваясь на ногах Ермоловой. – Главное, их стянуть, так? Ну, девушки, теперь будем действовать так. Я скомандую «три» и дергаю джописы…
– Джеггинсы, – с упорством, достойным лучшего применения, повторила Катя.
– Почему вы тут распоряжаетесь? – возмутилась Марфа.
Дядя Миша крякнул.
– Потому что ты лежишь на полу и из‑за слишком узких жописов пошевелиться не можешь.
Я покосилась на Франк, та не подвела.
– Джеггинсов!
– Я двигаться не могу, – нехотя признала Марфа, – но руководить людьми у меня легко получится! Я командую! Я главная!
– Говорю «три», – повысил голос дядя Миша, – Марфа втягивает живот, Катя вытаскивает руку из порток. Главное – слаженность. Ну, раз, два!!!
Михаил Степанович сделал быстрый рывок, но ничего не изменилось.
– Она не захотела брюхом шевелить, – завопила Катя.
– Пальцам не за что зацепиться, жопулисы налипли на тело, как клей, – пожаловался Михаил Степанович.
– Джеггинсы! – прошипела Франк.
– Вот еще, стану я под чужую дудку плясать, – заявила Марфа, – всегда по‑моему быть должно! Раз, два, три!!!
Но и на этот раз попытка освободиться от штанов не принесла успеха.
– Сейчас задохнусь, – пообещала Марфа.
Я посмотрела на ее красное лицо и решительно велела:
– Ну хватит! Джопусы необходимо разорвать!
– Джеггинсы, – просвистела Франк, – меня прямо бесит, когда люди слова коверкают. Ложить! Покласть! Ихний! Зво́нит! Нельзя изъясняться по‑обезьяньи! Джеггинсы, а не все остальное. Джег‑гин‑сы!
– Обезьяны, слава богу, помалкивают, – сказал дядя Миша, – и каждого свое злит. Я места себе не нахожу, если новую дорогую вещь зря уничтожают. Я их стащу. Надо мне наоборот сесть! С ног на живот перебраться.
– Тут я, – напомнила Катя.
– Ничего, у нее нижний этаж широкий, все поместимся! – азартно воскликнул дядя Миша.
Франк залилась ехидным смехом, Марфа начала хватать ртом воздух.
Михаил Степанович слегка подвинул Франк, та свесилась набок и заверещала:
– Ой, ой, запястье выворачивается.
– Потерпи, – попросил дядя Миша, – пару секунд всего и надо. Вот так!
Старший Корсаков устроился около Кати и засопел.
– Мама, – пропищала Марфа, – они меня раздавят! Помогите!
– Спокойно, Маша, я Дубровский! – гаркнул Михаил Степанович.
– Ее зовут Марфа, – продемонстрировала незнание классики Франк. – А вы знакомы с Дубровским?
– Читал когда‑то, – закряхтел Михаил Степанович, – хреновы пописы!
– Джеггинсы, – не сдалась Катя, – о Дубровском постоянно «Желтуха» пишет! Умеет он пиариться!
Михаил Степанович замер.
– Так парень давно умер!
– Олег Евгеньевич! – ужаснулась Катя. – Когда? Что с ним случилось?
– Вроде медведь его сожрал, – с некоторой долей сомнения произнес Михаил Степанович, – или сам утонул. Запамятовал. Давно читал. И имени его не помню! Но вроде он не Евгеньевич был! Хотя спорить не стану! Что забыл, то забыл.
– Позавчера Олег Дубровский в ресторане «Тургенев» гулял, кучу людей назвал, – застрекотала Франк. – Его там обсчитали, такая карусель!
– По моим сведениям, Дубровский умер в тысяча восемьсот не помню каком году, – завел Михаил Степанович, – и Тургенев тут ни с какого боку! Пушкин! Вот автор!
– Прекрати спорить! – разозлилась Катя. – Дубровский был в «Тургеневе». Я там чай пила, а он мимо идет, весь такой роскошный!
– Пушкин, – уперся Михаил Степанович. – Ты в школе‑то училась? Про Александра Сергеевича слышала?