Замок храпящей красавицы
Шрифт:
Марфа продолжала тупо сидеть, глядя на свое изображение. Никогда в жизни она не служила запасным аэродромом, не была любовницей на вторых ролях, к которой приходят в тот момент, когда прима занята. Ермолова всегда играла исключительно в первом составе. Сейчас сложилась унизительная ситуация. А еще она, наверное, впервые в жизни по‑настоящему влюбилась и пребывала в состоянии крайней растерянности. Бросить Алексея, послать его на три веселых буквы, уйти от неверного любовника с гордо поднятой головой, кинув ему на прощание: «Ты мне надоел, уезжаю с другим в Париж», – не было сил.
Но продолжать отношения, в которых играешь роль собачонки, прибегающей по свисту хозяина, крайне обидно. Именно в этот момент дверь уборной Ермоловой без стука распахнулась, и в комнату вплыла Алла Константиновна. Жена олигарха выглядела безупречно. Прическу и макияж ей делал профессиональный стилист. Платье мадам Верещагиной принадлежало к эксклюзивной, подиумной линии от кутюр, его сшил кто‑то из великих модельеров. В мире мало женщин, которые могут себе позволить подобный наряд, а уж драгоценности и вовсе не поддаются описанию. Марфа отлично разбирается в ювелирных изделиях, может похвастаться коллекцией бриллиантов, но, конечно, такой диадемы, колье и серег у актрисы никогда не будет. По самым скромным подсчетам, в каждой мочке жены Филиппа Леонидовича сейчас болталось по загородному дому.
Я постаралась не улыбнуться, отлично помню, как некоторое время назад Марфа говорила совсем иное, подсмеивалась над тем, как выглядела Алла.
– Как настроение? – воскликнула хозяйка дома. – Я пришла пожелать вам удачи перед премьерой.
Марфа засверкала улыбкой. Ох, как ей хотелось по достоинству ответить Алке: «Глупая идея – припереть за полчаса до третьего звонка и говорить об успехе! Это самый верный способ провалить спектакль. Не знаешь театральных примет, не лезь не в свое дело, дура!»
Но, естественно, Ермолова вслух произнесла:
– Спасибо. Дружеская поддержка – сейчас самое необходимое.
– Волнуетесь? – сочувственно произнесла Алла Константиновна. – Удивительно, до чего талантливые люди не уверены в себе! Мы часто устраиваем концерты, и я всегда заглядываю в гримерки к исполнителям, говорю им слова поддержки. Ну все‑все дергаются. Расслабьтесь, нет никакой причины для мандража. Вот, держите.
– Что это? – искренне удивилась Марфа, взяв красную коробочку.
– Подарок, – торжественно заявила Алла Константиновна, – я всегда приношу их основному действующему составу, чтобы люди знали, как я ценю их творческие искания. Ах, не благодарите! Мне приятно вас порадовать. Все, все, молчите, пойду дальше, надо других осчастливить.
Помахав Марфе рукой, на пальцах которой сияли рубины и изумруды размером с куриные яйца, Алла Константиновна, шурша необычайно широкой юбкой платья, продав которое можно накормить население трех бедных африканских стран, выплыла из гримерки.
Ермолова открыла коробочку. На красной подушечке лежала крохотная подвесочка, маленькая, искусственно выращенная жемчужинка с приделанной к ней позолоченной петелькой. У Марфы есть домработница, немолодая Галя, которая любит драгоценности. Два раза в год, тридцатого декабря и накануне дня рождения Гали, актриса не ленится заехать в самую дешевую московскую ювелирную лавку и покупает там наименее дорогой браслет или цепочку. Удовольствие обходится Ермоловой в несколько тысяч рублей, больше трех‑четырех она в магазине не оставляет. Марфа может себе позволить потратить большую сумму, но зачем? Галина приходит в восторг от ерундовой цацки и долго благодарит барыню. Ну не покупать же прислуге то, что носишь сама? Не стоит баловать домработницу.
Подарив Марфе грошовую ювелирку, Алла Константиновна указала Ермоловой на ее место, без слов произнесла: «Ты актриса, звезда, но для меня ты всего лишь женщина, нанятая выполнять каприз семьи Верещагиных, некто вроде помеси горничной, шута и балаганной танцорки».
Это было уже слишком. Марфа схватила со столика ножницы, спрятала их в клатч и пошла за сцену, туда, где лежал страховочный пояс для Карлсона.
Глава 18
– Я хотела проучить гаденыша, – шептала Марфа, – решила выставить его полным идиотом! Люди не знают, какой Вересаев трус! Он даже тараканов боится! Смешно! Увидит прусака и впадает в истерику. Я полагала, что, когда петля оторвется, мерзавец прилюдно обосрется. В прямом смысле слова наложит в штаны. Спектакль прервут, люди в зале загогочут, Филипп Леонидович всегда зовет журналистов, правда, с желтой прессой Верещагин дел не имеет, приглашает корреспондентов из серьезных изданий. Надо же быть столь наивным! Да большая часть «умных» репортеров служит на два фронта, утром пишет в какой‑нибудь «Экономический обозреватель», а вечером строчит под другой фамилией в «Желтуху». Про обделанные с испугу штаны Вересаева узнает вся страна! Всякий раз, когда он будет возникать на экране, зритель станет подсмеиваться: засранец с микрофоном! У людей карьеры от меньшего рушились! Владельцу канала не нужен ведущий шоу с таким имиджем. Ну и представление Верещагина накроется медным тазом. Пустячок, а приятно. Да змеенышу повезло немерено, что он спланировал на кровать, даже пискнуть не успел!!!
Лицо актрисы исказила злая гримаса.
Я укоризненно покачала головой:
– Навряд ли Филипп Леонидович заплатил бы гонорар труппе, если бы представление не состоялось. Ты не подумала о деньгах, когда бросилась портить страховочный ремень?
Ермолова нервно повела плечами.
– Такая обида меня охватила!
– Ты очень рисковала, – продолжила я.
– Чем? – рассердилась Марфа. – Если ты сейчас снова вспомнишь о вознаграждении за работу, то повторяю, из моей головы начисто вылетели мысли о деньгах. Я представляла рыдающего от ужаса, обделавшегося дерьмом на глазах у массы народа Вересаева и радовалась до дрожи.
– Тебя могли поймать в тот момент, когда ты подрезала нитки, – вздохнула я, – Михаил Степанович постоянно находится за кулисами.
– Но ведь никто ничего не заметил! – воскликнула Марфа. – Мне повезло! Бутафора за кулисами не оказалось! Я быстренько ножничками поработала и удрала. А после спектакля испугалась! Вдруг Михаил Степанович сообразит, что неспроста нитки порвались! Тревожно на душе стало! Я решила, пока народ жрет и пьет, за кулисы сбегать и штаны Карлсона в своем чемодане спрятать. Не велика потеря для Верещагина, о рваных портках хозяину не доложат. Побежала потихоньку искать брюки, а их нет на столе за кулисами! Куда подевались? Все лежит, а штаны исчезли!
Я кивнула. Михаил Степанович успел отнести испорченный реквизит к Фаине на склад, я увидела штаны Карлсона там. А вот Марфа не подумала о Фае.
– Все перерыла! – частила Ермолова. – Нету! Хотела уйти незаметно, слышу из коридора шаги, странные такие, топ‑топ, шмур‑шмур. Ну, словно пьяный ползет! Я аккуратно в коридор глянула. Ба! Муркин! Петруччио меня не заметил, я его спину видела. Муркин умеет связи заводить. А я стеснительная, мне и в голову не придет с олигархами корешиться.