Замок и ключ
Шрифт:
Роджерсон, как правило, был деловит и молчалив. Приходишь, стучишь в дверь, заходишь, получаешь то, что нужно, и сваливаешь. Я ожидала, что Маршалл поведет себя так же, и он меня не разочаровал: мы хорошо оттянулись. Все вокруг стало гораздо привлекательнее.
— Знаешь, что нам сейчас нужно? — спустя несколько минут спросил Маршалл хриплым голосом.
— Что?
Во рту у меня пересохло, язык, казалось, распух.
— Слёрпи, [3] — сказал Маршалл. — Пошли.
3
Слёрпи (Slurpee) —
Я испугалась, что придется вести машину — учитывая мое тогдашнее состояние, об этом не могло быть и речи, — но он потащил меня на тропинку, которая вела через поле, вдоль линии электропередач, и заканчивалась примерно за квартал от круглосуточного магазина. По дороге туда мы молчали, в самом магазине — тоже. Маршалл заговорил, только когда мы вышли со стаканами в руках, потягивая через соломинки холодный, сладкий, совершенно восхитительный коктейль.
— Классная штука, — произнес он, посмотрев на меня.
Я кивнула.
— Потрясающая.
И тут Маршалл улыбнулся. У меня захватило дух, раньше я ни разу не видела его улыбающимся. Потом было еще страннее: едва мы ступили на тропинку, он взял меня за руку, так мы и шли всю дорогу домой, Маршалл шагал впереди, а я чуть сзади. Я никогда не забуду той прогулки: ледяной вкус слёрпи, теплая ладонь Маршалла, и мы бредем под предзакатным солнцем, а рядом поднимаются ввысь опоры проводов, отбрасывая длинные косые тени.
Через несколько минут он остановился и поцеловал меня, и мне тогда показалось, что время исчезло — мое сердце, воздух и весь мир вокруг словно замерли. После всякий раз, когда я была с Маршаллом, я вспоминала тот день. Может, из-за окружающей обстановки — только мы вдвоем в огромном поле, а может, из-за того, что все случилось впервые. Тогда нам было хорошо вместе, но ненадолго.
Маршалл не был моим парнем. Впрочем, просто другом я бы его тоже не назвала. Наши взаимоотношения были гибкими, складывались неровно и зависели от компании, количества выпитого и прочего. Собственно, меня это вполне устраивало, я всегда старалась избегать лишних обязательств, причем довольно успешно. Главный фокус в том, чтобы не отдавать больше, чем ты готова потерять. Мы с Маршаллом словно играли в игру «А мне до лампочки». Я кокетничала с другим парнем на вечеринке, а со следующей Маршалл уходил с какой-нибудь девицей. Он мне не перезванивал, а я на несколько дней исчезала из виду, заставляя его волноваться и думать, что я замышляю. В общем, все в таком духе.
Мы давно привыкли к подобному стилю общения, он казался нам вполне естественным. Но теперь я радовалась его голосу, такому родному и знакомому среди всей этой новизны, и даже нарушила собственное правило, предложив больше, чем хотела.
— Да, я тут занималась семейными делами, — ответила я, прислоняясь спиной к стенке телефонной будки. — Переехала к сестре и…
— Подожди секундочку, хорошо? — попросил Маршалл, я услышала, как он закрывает телефонную трубку ладонью. Затем он что-то сказал, но я не разобрала слов.
— Извини, — вновь обратился он ко мне и кашлянул. — Так что ты говоришь?
И меня отпустило. Даже тоска по нему
— Ничего, — ответила я. — Мне нужно идти. Я перезвоню позже, ладно?
— Отлично, увидимся.
Я повесила трубку и полезла в карман за мелочью. Глубоко вздохнула, снова сняла трубку и, прижав ее к уху, опустила монетки в прорезь. Я знала — человек, которому я звоню, будет рад поговорить со мной.
— Руби? — воскликнула Пейтон, едва услышав мой голос. — Господи, что с тобой стряслось?
— Ну… — начала было я, но она уже тараторила без остановки.
— Прикинь, я ждала тебя во дворе, ждала, а ты так и не пришла! Ну, думаю, видно, обиделась на меня, а тут Аарон говорит, что тебя, мол, копы вытащили с урока и с концами, и никто не знает зачем. А потом я проезжала мимо твоего дома, а там все было темно…
— У меня все хорошо, — перебила я подругу, опасаясь, что время выйдет. Я не хотела грубить, просто Пейтон любила повторять одно и то же, даже если другие знали суть происходящего не хуже ее. — Семейные обстоятельства. Я пока поживу у сестры.
— Ну ты даешь! — воскликнула она. — Тут все только о тебе и говорят! Такое болтают!
— И что же?
— Это ужасно! — с искренним возмущением сообщила Пейтон. — Будто бы в чем ты только не замешана: от убийства до проституции!
— Меня не было всего два дня.
— Я, конечно, за тебя вступилась, — торопливо добавила подруга. — Сказала, что ты не такая. Прям так и сказала.
— Ценю твою поддержку, — сказала я.
— Да ладно, чего уж там.
Из трубки доносился шум голосов, судя по всему, Пейтон была на поляне неподалеку от школы, где мы обычно зависали после уроков.
— Так что все-таки случилось? Это из-за твоей мамы?
— Ну типа того, — ответила я. — Ничего серьезного, не бери в голову.
Пейтон была моей лучшей школьной подругой, но даже она не знала, что мама уехала. Собственно, Пейтон никогда не видела мою родительницу, и не случайно — как правило, я предпочитала сохранять личную жизнь личной. Тем более при общении с Пейтон, чью семью можно было бы назвать идеальной. Обеспеченные, состоявшиеся люди, они жили в большом доме в престижном районе Арборз, а сама Пейтон еще год назад считалась послушной дочерью, хорошо училась и играла за школьную команду в хоккей на траве. Однако летом она начала встречаться с моим дружком Аароном, большим любителем развлечься, впрочем, вполне безобидным. Осенью Пейтон выгнали из католической школы Святой Микелины. Родители, конечно, были не в восторге, но надеялись, что бунтарство Пейтон — сиюминутная блажь, которая пройдет, стоит им с Аароном разбежаться. Через несколько недель так оно и произошло, но к тому времени мы с ней уже подружились.
Если описывать Пейтон одним словом, то она милашка. Невысокого роста и фигуристая, она отличается удивительным простодушием, что злит и умиляет одновременно. Иногда я чувствовала себя старшей сестрой, а не подругой: мне приходилось спасать Пейтон от разных придурков на вечеринках, поддерживать ей голову, когда ее рвало, или объяснять, как пользоваться навороченными электронными штучками, которые ей вечно дарили родители, — но зато с ней было весело, она водила машину и никогда не отказывалась заехать за мной, даже в ту глухомань, где я жила. Или отвезти меня обратно.