Замок "Мертвая голова"
Шрифт:
– Щели для лучников, – объяснил он. – В старину стрел для врага не жалели. А поворот в коридоре… просто идеально подходит для обороны. Идеально!
Еще через тридцать футов коридор снова поворачивал в прежнем направлении. Последний участок был почти вдвое длиннее, и свет наших фонарей едва достигал конца.
– Вы обратили внимание на потолок? – обратился ко мне по-английски фон Арнхайм. – В четырех местах могли опускать решетки, чтобы прикрыть отступление. Такого укрепленного замка я еще не видел. Интересно, кому понадобилась такая изощренная оборона?
– Это, – пробормотал из полумрака
Немец резко обернулся. Блеснул огонек сигареты Банколена. Тонкие, высокие тени, эхо шепчущих голосов…
Наконец наша компания вышла во двор, вымощенный каменными плитами. В темноте мы не могли видеть окружающих стен, но Фриц уверенно вел нас к наружной лестнице, расположенной в центре фасадной стены. И снова мы боролись с немилосердной бурей, бушующей на самых высоких во всей округе зубчатых стенах замка.
Как я успел заметить, толщина стен достигала, наверное, девяноста футов. Каменный череп, насколько я мог увидеть при слабом освещении, был частью самой фасадной стены, вроде гигантской башни. Он оказался чуть больше крупного дома и при ближайшем рассмотрении совсем не напоминал голову мертвеца. Высоко подняв фонари, мы осветили большое треугольное отверстие, которое раньше ошибочно принимали за нос. Верхняя часть представляла собой почерневший купол, скрытый стеной проливного дождя. То, что мы принимали за зубы, оказалось рядом остроконечных каменных арок, поддерживающих галерею. Пока мы стояли, сбившись в кучку, цепляясь за парапет и переводя дыхание, небо внезапно осветила вспышка молнии…
У меня вдруг возникло ужасное ощущение, что я вот-вот упаду с этой стены. Меня от страха бросило в жар. Мы балансировали на невероятной высоте. Свет молнии озарил черные, лохматые сосны и ленту кипящей, серой реки далеко внизу. Вспышка была настолько яркой, что стали видны наша крошечная лодка, которая болталась на волнах возле причала, трубы дома Элисона на другом берегу и светящиеся огоньки его окон. Небо вновь почернело. За вспышкой молнии последовал сильнейший раскат грома. Вне себя от страха, я ухватился за одну из арок, и мне показалось, что она дрожит.
– Я не вижу следов крови, – будничным голосом произнес фон Арнхайм. – Легочное кровотечение должно было быть сильным, но кровь могло смыть дождем.
Он стоял под аркой и светил фонарем на пол. Затем на безупречном французском языке обратился к Конраду:
– Послушайте! Вы были на этом месте. Видели пятна крови? Где застрелили Элисона, до того как он выбежал сюда?
У Конрада стучали зубы, он едва мог говорить. Начал он по-немецки, но после резкого, сурового взгляда Арнхайма тотчас перешел на французский:
– Если вы пойдете за мной, я покажу!
Велев Фрицу светить вдаль, он повернул направо. Галерея заканчивалась тяжелой деревянной дверью. Выбрав из связки ключ, Конрад отпер ее. Наши фонари осветили высокий холл внутри «черепа», с побеленными стенами. Очень высоко, почти на повороте лестницы, идущей вдоль стены, мы заметили узкое остроконечное окно из мозаичного, темного стекла. Лестница розового дерева повторяла контуры стены и была устлана черной ковровой дорожкой. Она начиналась от черного пола, отражавшего свет наших фонарей.
– Оникс! – пробормотал
– Только свечи, герр барон, – ответил Конрад.
– Так зажгите же их!
Возле лестничной колонны стоял резной канделябр черного дерева в рост человека, с шестью высокими свечами. Конрад зажег их, и на стены холла легли неровные тени от языков их пламени.
– Видите, господа, – с жаром произнес Конрад, – здесь, у подножия лестницы, есть пятна крови. И на ковре, в трех ступенях от нас, тоже. Давайте немного поднимемся! На стене, за которую пыталась удержаться жертва, есть кровавые отпечатки пальцев. И ближе к окну их тоже можно заметить. Мы думаем, что его застрелили на верхних ступенях лестницы, потому что других пятен крови нет. По-видимому, когда в него выстрелили, он вырвался от нападавшего и, шатаясь, побежал вниз. Я написал об этом в отчете, который передал вам…
Фон Арнхайм, склонившись, быстро рассмотрел в монокль следы на стене.
– Он не сбежал вниз, – раздался тихий голос. – Его снесли.
Банколен, засунув руки в карманы тренча и удивленно блеснув глазами, ткнул меня локтем. При свете свечей промокшая шляпа жутковато оттеняла его сатанинское лицо. Фон Арнхайм медленно повернулся. Сначала он бессмысленно взирал на француза, потом взглянул на Конрада:
– Да, непроходимый вы тупица! Он не бежал. Вы внимательно разглядывали следы? Думаю, нет. Это пальцы правой руки, а человек, спускаясь по этой лестнице, держался бы за стену левой рукой! Если бы вы разглядели отпечатки пальцев, вы бы заметили, что они определенно повернуты вниз. На месте отпечатков в стене имеются царапины и увязшие в побелке кусочки ногтей! Короче, кто-то нес Элисона ногами вперед на правом плече, а тот хватался за стены, чтобы затруднить спуск напавшему…
Арнхайм замолчал. Его гибкое тело напряглось. Шесть свечей освещали напрягшиеся мускулы его челюсти и большой, холодный глаз под моноклем, пристально глядящий на Банколена.
– Но, – воскликнул он, обращаясь к французу, – как, черт возьми, вы догадались? Вы же не видели этих следов?
Банколен пожал плечами.
– Кажется, мы приехали сюда посмотреть на тело охранника? – невинно поинтересовался он. – А правила, мой друг, вам известны. Пока мы не готовы обнародовать все факты, мы никогда ничего не говорим.
– Ведите нас дальше, Конрад, – мрачно приказал фон Арнхайм.
Пока процессия поднималась за Конрадом по лестнице, он вновь обратился к Банколену:
– Итак, у нас есть доказательство, что Элисона подожгли, только когда убийца дошел до подножия лестницы. Вряд ли он нес горящего человека!
Банколен кивнул. Он остановился, чтобы внимательно посмотреть на следы пальцев на стене, поднес к ним фонарь. Я заглянул через его плечо. Мне казалось, что на несчастного Конрада слишком уж набросились. Невооруженным глазом, по крайней мере моим невооруженным глазом, было видно, что следы – это просто кровавые пятна, которые мог оставить шатающийся человек. Правда, располагались они довольно высоко, а вот что направлены вниз, мог определить только тот, кто знаком с дактилоскопией.