Замок Орла
Шрифт:
– Она приходит в себя, – сказал врач, – опасность миновала, по крайней мере то, чего я только что опасался, не случится.
Молодая женщина пошевелилась, словно пытаясь приподняться, и чуть слышно прошептала:
– Ребенок… где мой ребенок?
Черная Маска тотчас подошел к ней.
Он приложил палец к своим губам, призывая к молчанию Пьера Проста, пока тот забинтовывал отрезками ткани вену несчастной, чтобы остановить кровотечение, и сказал:
– Ваша дочь выжила, сударыня, и будет жить дальше, во всяком случае, до тех пор, пока вы сами не обречете ее на смерть,
– Покажите… покажите!.. О Боже, неужели вы хотите ее у меня отнять?
– Да, сударыня.
– И я ее больше не увижу?
– Никогда.
Из-под мрачного капюшона послышались глухие всхлипы, но уже через мгновение бедная молодая мать продолжала:
– Позвольте мне хотя бы разок поцеловать ее… всего лишь один раз, прежде чем разлучиться с нею навсегда. Ах, знаю, вы бездушны, мессир… у вас совсем нет сердца… но неужели вы настолько черствы, что откажете мне в просьбе поцеловать мою дочь?.. Только один поцелуй!
– Что ж, поцелуйте, – отвечал Черная Маска, – только ни единого слова!
И, обращаясь к Пьеру Просту, он прибавил:
– Передайте ей младенца!
Врач повиновался.
О, какие же безумные объятия последовали за этим! То был миг настоящего исступления, когда бедная мать смогла наконец прижать к сердцу и облобызать свое дитя, это слабенькое, пищащее созданье, которое она не могла видеть и уже никогда больше не приласкает!
И все время, пока она покрывала младенца пылкими поцелуями, Черная Маска выказывал все нарастающее, жгучее нетерпение. Вот уже он открыл рот, собираясь приказать Пьеру Просту, чтобы тот отнял ребенка у матери и унес его прочь, но тут случилось неожиданное, и несчастной матери была дарована короткая отсрочка.
Новый порыв ветра сильнее других, с оглушительным свистом, переходящим в вой, с ужасающей силой хлестнул по крепким стенам замка, подобно громадной океанской волне, обрушившейся на скалы Пенмарка [6] .
Оконные ячейки не выдержали его натиска – стеклышки выпали из треснувших рамок и разбились на тысячи осколков. В комнату тут же ворвался ветер; безудержным потоком он хлынул к камину, подхватил пылающие уголья и, точно жалкие семечки, разнес их по всей комнате, тотчас наполнившейся густым дымом.
6
Пенмарк – мыс на западном побережье Франции, в Бретани.
Вот уже полыхнул ковер на полу, да и сам пол загорелся местами – начинался пожар.
Неизбежная опасность – пламя, раздуваемое жестоким бураном, – заставила Черную Маску на миг отвлечься от прочих забот. Он кинулся тушить, топча ногами, горящие тут и там уголья.
Пьер Прост, улучив короткое мгновение, молнией бросился к постели и, склонившись над роженицей, прошептал:
– Не убивайтесь, бедняжка, я позабочусь о малютке…
Женщина ничего не ответила; она лишь стиснула руку врача, сунув в нее что-то совсем крошечное.
Лампа погасла – едкий, удушливый дым от горящей ткани сгустился в плотную мглу. Пьер Прост не
В эту минуту к нему подошел Черная Маска – взгляд у него был тревожный и подозрительный.
– Вас здесь больше ничего не держит, – сказал он, – ступайте отсюда!..
И, грубо вырвав новорожденную крошку из рук матери, крикнул слуге в черном, который молча наблюдал за всем происходящим:
– Возьмите младенца и спускайтесь вниз, мы – за вами.
При этом он снова завязал на враче глухую маску, и тот опять мгновенно ослеп.
– Идемте! – продолжал он, хватая доктора за левую руку.
И тут, как оно порой случается в чрезвычайных обстоятельствах, сознание Пьера Проста, точно яркая вспышка, осенила внезапная мысль.
На полу, у его ног лежал полный крови медный таз. Наш врач это знал. Он быстро нагнулся, как будто оступившись, и окунул свободный кулак в таз с кровью. Черная Маска решил, что врач и впрямь споткнулся, и, подхватив его, потащил прочь из комнаты.
Спускаясь по лестнице, Пьер Прост, как и при подъеме, отсчитал двадцать две ступеньки.
Внизу он вскинул свободную руку, в точности как прежде, но на сей раз не для того, чтобы прикрыть голову, а чтобы оставить на своде отпечаток своих окровавленных пальцев.
Черная Маска ничего не заметил.
– Вы исполнили все, что от вас требовалось, – сказал он, остановившись, чтобы отворить низенькую дверцу, за которой, как было слышно, завывала метель. – Вы сослужили мне службу и за это достойны награды.
– Я ничего не прошу, – ответил Пьер Прост, – и ничего не хочу.
– Я не из тех, кто пользуется чужими услугами даром! – надменно бросил незнакомец. – Впрочем, я полагаюсь на вас еще кое в чем. Вот, держите.
С этими словами он вложил в руку врача холщовый мешочек, довольно тяжелый.
Потом продолжал:
– Это золото поможет поднять вашего ребенка.
– Увы! – проговорил Пьер Прост. – Вы же знаете, моя малютка умерла.
– Она жива, – возразил Черная Маска медленно, но твердо. – И помните, пусть события этой ночи останутся для вас сном, который, когда проснетесь, вам надобно забыть… Несколько часов назад вы были в своей хижине вместе с девочкой, вашей малюткой, и она спала в колыбели. Через несколько часов вы вернетесь обратно, и рядом с вами будет спать малютка, ТА ЖЕ САМАЯ, так что со вчерашнего вечера вы никуда не уезжали из Лонгшомуа. Теперь понимаете, почему я сказал, что ваша дочь жива?
– Да, – ответил Пьер, – понимаю. Вы хотите, чтобы все думали, что новорожденная девочка – моя дочь, которую я потерял. Хотите, чтобы моя бедная дочка оставалась живой и впредь.
– Хочу. Так вы согласны?
– Согласен. И не только для видимости, а еще и потому, что бедной сиротке нужно отцовское сердце.
– Глядите, и коли вам дороги покой и ваша шкура, зарубите себе на носу: одно опрометчивое слово – вам конец, и не только вам одному, повторяю.
Затем Черная Маска отворил низенькую дверцу и повел нашего врача сугробами к тому месту, где ждал экипаж, запряженный свежими лошадьми.