Замок Россия
Шрифт:
Поэтому я изложу, как понял сам, ибо длинные речи Юрец говорить не умел в принципе, тем более при таком скоплении народа. Так что вот такой у меня получился меморандум, может быть, несколько разбавленный личной фантазией, по старой привычке работника желтого пера…
Украинцы.
«Поселили» их на подворье небольшого монастыря — этакий маленький белый Кремль на холме. Внизу какое-то море, достаточно теплое, по солнцу — северный берег. Численность прибывших была такая же, как у нас, — 120 человек на выходе из катапульты. Поначалу дело пошло нормально, первое собрание украинцы провести успели, уложившись в лимит. Помогло то, что в группе оказался самый настоящий атаман из «Войска Запорожского», который
Канал исправно работал, хоть поставки шли сумбурно. Тем не менее первые дни оказались самыми продуктивными и разумными в плане заказа.
Почти сразу же сводный ассортимент решили утверждать общим голосованием — в итоге заявками вскоре «занималось» практически все население и целый день, ничего больше не делая. Тем не менее наладили котловое питание. Группировки крепли в зависимости от адгезионных свойств лидеров и их идей. Появились и группы аполитичные в принципе, где никто не делал из убеждений или религии прокладки для амбиций, там взаимопритяжение определялось простой комплиментарностью.
Вскоре от общего собрания украинцы отказались, решив, что каждая группа имеет право предоставлять пропорциональное количество «сводных голосов», определяемых по внутреннему голосованию группы. Это что касается имущества «общего», на весь Монастырь. На том не только долгосрочное планирование, но даже примитивное понимание шагов на два дня вперед у масс исчезло. Общие заказы прекратились. Начали набирать «от горла» и только для себя по лимиту «вес от численности». Тем временем лагеря приспособились расселяться по территории компактно — естественно, никто не захотел уходить из Монастыря на волю вольную. Посад долгое время стоял пустой, и не из-за лени: просто общины не могли поделить между собой дома.
Число мужчин по лагерям растворилось неравномерно, но «мужские» заявки парадоксальным образом побеждали всегда — очевидно, выигрывая там, где мужиков было больше, но вместе с этим — и там, где мужиков недоставало! И этот феномен объясним: напуганные дефицитом мужчин в своем мини-лагере, женщины сами позволяли им с избытком вооружаться, боясь оказаться беззащитными «в случае чего». Через канал пошло гольное оружие и предметы амуниции. Оружие как у нас — только «наганы» и гладкие стволы. Пулеметов им не дали. Набрали ИРП-б, [17] аптечек, жгутов, комбезов, «горок» и разгрузок, обуви и прочего военного, патронов побольше. В общем, вооружились все и по маковку. В огонек хаоса доброхоты постоянно подливали маслица: «Вот придут москали, или пшеки… а то и туретчина нагрянет». Все, известно, хотят их поработить. Провокаторов старались не слушать, но, как говорится, осадочек на дне душ человеческих копился.
17
Индивидуальный рацион питания боевой — комплект для горных бригад.
Оператором оставался все тот же «атаман», правда, лишенный прав управления Монастырем: менять человека у пульта предусмотрительно не стали — слуга народа, вот уж точно. Естественно, ни о каком творческом подходе на сеансе не могло быть и речи, на хрен бы ему это надо. Оператор, плюнув на все, просто отбивал по весовой разнарядке то, что ему протягивали представители общин, и уходил прочь, не вступая в споры и обсуждения.
В каждой общине — свой генератор с крошечным лимитом бензина. НПЗ стоял колом, никто ничего не собирался там делать «для дяди». Поделить стратегический объект не получалось, забрать же его в исключительное владение не смог никто. Котлы, заготовка, охота — все отдельно. Стену охраняли сегментами по зонам, в итоге ночью на периметре целая толпа. Выделить кого-то для непроизводительной деятельности не получалось. Какой там клуб…
Три раза украинцы пытались объединиться и совместно поставить финал этого водевиля, но ничего не вышло — мешала вечная украинская неопределенность в векторе движения.
Самое страшное получилось с медиками: врачи, фельдшеры и медсестры оказались разодранными по кланам, без оборудования и инструментария. Первый взрыв случился, когда от ураганной пневмонии в одной из групп умерла семилетняя девочка, — отец пошел вразнос, добрался до единственного терапевта, резидента недружественного клана, и застрелил его из нагана. При том что этот врач, невзирая на клановость, честно, хоть и поздно, пытался оказать ей помощь как мог. Только вот не смог он ни хрена… Никто целевых поставок для серьезной медицины не делал: общинам просто не хватало лимита. Потому вторая нелепая смерть — аппендицит с перитонитом, — произошедшая уже в другой общине, привела к настоящему бунту. Два пострадавших клана на время объединились и ринулись в операторскую выправлять ситуацию. Дальше — закономерно: озверевшие люди выдернули ответственного из-за пульта, как в Раде, стали пытаться сами «жмать планшетку» — и конец… Огонь погас, настала Тьма. Без объяснений. И спросить-поклониться невозможно, неведомая аппаратура просто отключилась! В сердцах один из «борцов» расхреначил экран локтем, и все пошли вниз, горевать.
В окрестностях, как и у нас, объявились бандиты на машинах — похоже, что ложка дегтя для больших кластеров в этом мире обязательна. Ныне часть осела в посаде, многие покинули Монастырь и ушли подальше. Ни о каком «магните» и речи быть не могло. Вскоре слухи о злосчастном месте поползли по округе, и люди буквально шарахались от Монастыря, числя его чуть ли не столицей Мордора…
Радист Монастыря, представитель донецкой группировки, доброволец и фанат эфира, выпросил станцию и раскладной «подсолнечник» еще в первые дни. А вот нормальную антенну на колокольню, в помещении которой оборудовал гнездо, получить не успел. Мастерил сам, из чего есть, вышло плохо. И тем не менее он сумел настроиться и установить примитивную телеграфную связь с Вотяковым.
Когда взмокший Юрик наконец-то закончил художественное изложение информации, слово взял Сотников.
— Все слышали, все, надеюсь, поняли. Прошу участников совещания задавать уточняющие вопросы, при готовности высказывать конкретные, но исключительно зрелые предложения. Потом мы все вместе ознакомимся с докладом нашей научной группы.
И тут валом пошли уточнения, собственно, и необходимые для «предложений».
— Запеленговать удалось? — с ходу спросил Дугин, сидевший рядом со мной.
— Точно — нет, — оживился Вотяков, встав на крепкую почву стиля рубленых фраз. — Для точного определения передатчика нужна пеленгация с трех точек, ну хотя бы с двух.
— Но хотя бы примерное направление?
— Исключительно по возможностям антенны. Я подкручивал вокруг оси, искал позицию еще с момента первой засечки несущей. Все определяет «лепесток раскрыва» антенны — в данном случае это конус примерно в тридцать градусов.
— И где?
— На северо-запад от нас, если очень и очень грубо.
— А расстояние? — выкрикнул механик.
— Ну это же не локатор… Если бы на той Земле, было бы полегче. Там в разное время дня и разное время года — разное прохождение сигнала, и от местности зависит… Короче, существует практика, и опытный радист может прикинуть дальности. Здесь все может быть иначе. Напряженность магнитного поля, похоже, чуть выше, ионосфера и прочее… Я уже не говорю об аномалиях поверхности, тут другая конфигурация материков. Ну если это как-то может помочь, то чисто интуитивно я могу сказать, что станция от нас дальше трехсот километров, но ближе двух тысяч. Только не спрашивайте почему, не скажу.