Замок Саттон
Шрифт:
— О Господи! — прорычал сэр Ричард. Фрэнсис не удержался от смеха. А затем изо всех сил пустился бежать вверх по лестнице и вдоль Длинной галереи, преследуемый по пятам сэром Ричардом. Он был слишком легок на ноги, чтобы такой грузный человек мог поймать его. К тому времени, когда отец, тяжело дыша, ввалился в галерею, Фрэнсис, казалось, испарился в воздухе, и сэр Ричард нигде не мог отыскать его.
В конце концов он сдался и пошел в комнату жены, где застал ее уже одетой, а Джоан прислуживала ей. Фрэнсис долго прислушивался к тишине, а затем, все еще усмехаясь, спустился из самого большого дымохода, слегка
Спустя несколько дней сэр Ричард и леди Вестон покинули поместье Саттон и отправились в Кале, хотя отцу не очень-то хотелось оставлять Фрэнсиса в качестве хозяина дома.
— Но, действительно, господин, — сказал Жиль Коук, — что плохого, если он поживет самостоятельно?
Однако все были весьма удивлены, когда на третий день после отъезда родителей от сторожки у ворот донеслось известие, что прибыло четверо гостей. Фрэнсис, отрабатывающий в саду теннисные удары, поспешил смыть пот и сменить рубашку, а спускаясь в Большой зал, услышал смех и веселый разговор трех мужчин и женщин. Еще не видя их, он понял, кто эта девушка. Невозможно было не узнать мелодичный голос Анны Болейн.
Послеполуденное солнце проникало сквозь витражи, и, когда она повернулась, чтобы приветствовать хозяина, вокруг ее головы с шелковистыми черными волосами сиял розовый нимб. Фрэнсис часто вспоминал, как она выглядела в тот момент, святящаяся в отраженном свете и с собственным сиянием изнутри.
Рядом с ней стояли, обратив взоры на него, ее брат Георг, ее кузен Томас Уатт, и другой ее кузен, придворный поэт Фрэнсис Брайан.
— Моих родителей нет дома, — сказал Фрэнсис, а затем ему стало неловко, что он повел себя как мальчишка, поспешив сказать это быстро, чуть ли не заикаясь.
— Мы знаем, — ответила Анна и одарила его милой улыбкой, — и приехали навестить вас. Мы сегодня утром выехали верхом из Гевера.
В тот вечер в Большом зале устроили великолепный ужин. Жиль Коук, добросовестно прислуживавший в качестве стюарда, не мог не восхищаться тем, с каким умением его юный господин исполняет роль хозяина. Но, по правде говоря, его внимание было приковано к девушке. К счастью, ему она показалась невзрачной, поскольку он предпочитал пухленьких, мягких женщин. С его точки зрения, грудь у нее была слишком плоской, шея — слишком длинной, нос — слишком острым. Правда, надо признать, у нее были прекрасные темные глаза и густые волосы, но ему этого казалось недостаточно, чтобы оправдать чрезмерное восхищение Анной.
Переводя взгляд с одного лица на другое, Жиль видел, что все четверо мужчин в восторге от нее. Даже родной брат считал ее занимательной и интересной, хотя он и был единственным из них, кто не сидел, подавшись вперед, ловя каждое ее слово.
Но затем, молча наблюдая за ней, Жиль совершенно неожиданно понял, в чем ее очарование. Столь привлекательными в Анне были ее естественность и восхитительная живость. По его мнению, она выглядела так, будто всегда способна позабавить и развеселить мужчину, каким бы уставшим он ни вернулся домой. Но было что-то еще, хотя он никак не мог понять, что именно. Нечто неуловимое, присущее только ей. Единственное, что ему приходило на ум, — это некая загадочность. Она выглядела так, словно ей известно то, что обычным людям знать не под силу. И, увидев девушку в таком свете, стюард сэра Ричарда понял, что ее можно ошибочно принять за красавицу, потому что Анна поражала настолько, что невозможно было понять, как она выглядит на самом деле.
А после обеда, когда компания перешла в Длинную галерею, где стюард, как вышколенный слуга, стоял в тени так, чтобы его присутствие никому не мешало, она взяла лютню и запела, к он снова испытал на себе ее силу. Во время исполнения ею любовного романса в дуэте со своим кузеном Томасом Жиль Коук ощутил странное жжение в глубине глаз. В чем дело, ведь он не плакал с детских лет, а теперь эта девушка пробудила в нем давно забытые чувства, да так, что запершило в горле. Неудивительно, что и Фрэнсис с изумлением уставился на Анну, что Уатт не скрывал своей явной влюбленности в нее, что сэр Фрэнсис Брайн бросает на нее горящие взгляды своих серых, немигающих глаз.
Фрэнсис, раскрасневшийся от вина и немного важничая, рассказывал:
— …Но полагают, что этот дом построен на проклятой земле.
Четыре пары глаз впились в него.
— Поместье Саттон проклято? — переспросил Уатт.
— Так говорят. И старый барский дом, стоявший здесь, тоже. Жена Эдуарда Праведника произнесла дьявольское заклятие возле небольшого родника, находящегося в наших владениях.
— Завораживающая мысль, — отозвался Томас, поэтическое воображение которого захватила легенда о давно умершей бедной королеве, произносящей слова, которым суждено было звучать эхом еще долго после того, как сказавшая их обратилась в прах.
— А это правда?
Фрэнсис почувствовал тепло амулета на груди под рубашкой. Его рука бессознательно потянулась, чтобы коснуться камня.
— Я не знаю, — уклончиво ответил он.
Анна дрожала, несмотря на жар, излучаемый каминами.
— Кто знает, что уготовано судьбой нам? — вдруг сказала она.
Ей тихо и тревожно вторил голос Брайана:
— В самом деле — кто?
И он улыбнулся, но Фрэнсис заметил, что его серые глаза остались неподвижными. Юноша подумал, что у этого человека, вероятно, что-то не в порядке, раз он почти не мигает.
Анна встала.
— Джентльмены, прошу прощения. Я устала после столь долгого путешествия. Спокойной ночи. — И она удалилась прежде, чем кто-либо успел ей ответить.
Во внезапно наступившей тишине Фрэнсис Брайан перевел свой раздражающий взор на Георга Болейна и Томаса Уатта.
— Мне сказали, что мы покидаем двор в беспокойное время. Кажется, Его Светлость всерьез подумывает о законности своего брака с Ее Светлостью.
— О! — Отрешенное лицо Георга, весьма похожее таинственностью на лицо Анны, не дрогнуло. Но Фрэнсис, еще слишком юный, чтобы освоить искусство притворства, уставился на него с раскрытым ртом.
— Но это же нелепо. Они женаты многие годы.
— Точнее говоря, восемнадцать лет, — сухо подтвердил Брайан. — Дольше, чем вы живете на свете, Фрэнсис. И достаточно долго для мужчины — даже для короля, — чтобы она ему надоела.
Он посмотрел в упор на Георга, который никак не отреагировал, а только слегка пожал плечами. Отозвался только Томас Уатт.
— Да, это правда. Это — строгая тайна, но Его Светлость вызывался в Йорк Хаус 17 мая, чтобы перед судом ответить на вопрос о законности его брака.