Замок (сборник)
Шрифт:
Он покачал головой:
– Не могу, я должен еще задержаться.
– Вернешься сюда утром со свежей головой. Тебе все тогда может представиться в ином…
– Нет! Я не могу сейчас остановиться! Еще не могу! Ты поезжай домой. Возьми машину, а я останусь здесь. Приду домой позже.
– Ты собираешься идти пешком? Это несерьезно! Ты замерзнешь!
– Идти–то всего милю. Мне будет полезно прогуляться.
– Джим, это безумие. Что случилось? Почему ты не можешь сказать мне, что…
– Прошу тебя! – ответил он. – Уезжай
С этими словами он закрыл перед ней дверь. Она услышала, как щелкнул замок.
– Замечательно! – воскликнула Кэрол.
Она спустилась вниз, схватила пальто и поехала домой на «Дж. Кэрролл». Где–то в пути ее злость сменилась тревогой и страхом. Джим выглядел испуганным.
Глава 10
1
Вторник, 5 марта
Ты идешь сквозь туман по грязным улицам Страсбурга и слышишь стоны из–за стен чумных бараков. Два месяца назад, когда ты приехала из Генуи, улицы этого города кишели людьми. Теперь ты можешь пересчитать прохожих по пальцам одной руки. В отличие от тебя, они спешат мимо, прижимая к лицу букетики, чтобы защититься от заразы и не чувствовать запаха тления, окутывающего город, точно саван.
Страх. Страх удерживает немногих оставшихся в живых жителей в домах за наглухо закрытыми ставнями и запертыми дверьми. Они выглядывают наружу только через щели; ими владеет страх заразиться чумой, которая неизвестно как и откуда появилась, страх, что наступает конец света.
Может быть, так оно и есть. Двадцать миллионов мертвых за последние четыре года – епископы и нищие, князья и крестьяне, ибо чума косит все сословия. Не хватает крестьян, чтобы обрабатывать поля, не хватает рыцарей, чтобы заставить работать оставшихся в живых. Ты видишь, как рушится весь общественный строй Европы.
Страх. Воздух пропитан страхом, сдобрен печалью, приправлен смертными муками свирепствующей болезни. Люди винят Бога, винят расположение планет, винят евреев.
Страх. Ты глубоко вдыхаешь его, пьешь, как животворный бальзам.
Ты находишь нужный тебе дом и решительно входишь внутрь. В доме семь человек – двое взрослых и пятеро детей, но никто не задерживает тебя. Нет, уцелевшие молят тебя о помощи. Еще двое умерли после того, как ты заходила накануне вечером. Теперь живы только отец и одна из дочерей… У обоих мокнущие опухоли величиной с яйцо в паху и под мышками. Глаза их лихорадочно блестят, щеки ввалились, язык и губы распухли и потрескались. Хриплым шепотом они молят тебя о глотке воды.
Ты на мгновение склоняешься над ними, упиваясь их страданиями, потом отходишь и направляешься дальше в заднюю комнату. Ты поднимаешь с пола плетеную крысоловку, в которую вчера положила для приманки сыр, и чувствуешь тяжесть визжащей добычи.
Крысы. Их две. Хорошо! Теперь у тебя достаточно больных грызунов. Можно двигаться дальше.
А тебе надо двигаться
Ты направляешься обратно на улицу. Твоя лошадь и нагруженная повозка ждут в конюшне. Тебе обязательно нужно ехать в Нюрнберг, где, говорят, нет чумы.
Ты это исправишь.
Но ты задерживаешься в первой комнате около отца и дочери. Их мучения так совершенны! Ты подвигаешь стул и садишься, чтобы наблюдать их…
~~
Кэрол проснулась в холодном поту, вся дрожа. Еще один отвратительный кошмар. Она теперь боялась ложиться спать. Кэрол протянула руку к Джиму и смертельно перепугалась, не обнаружив его рядом.
Вчера вечером она допоздна ждала его в постели, пытаясь отвлечься новым бестселлером Флетчера Небеля, но даже «Исчезнувшие» не помогли ей бодрствовать. Она уснула до того, как пришел Джим.
А пришел ли он?
Она стала его искать. Поиски в доме всего с двумя спальнями заняли немного времени. Не на шутку встревожившись, она позвонила в особняк, и с каждым ответным сигналом телефона росло ее волнение. Наконец Джим взял трубку. Судя по хриплому голосу, он сильно выпил, язык его заплетался.
– Как ты там? – спросила она, стараясь говорить весело и бодро.
– Ужасно.
– Может быть, похмелье. Ты здорово набрался вчера.
– Нет, недостаточно здорово.
– Что же, ты наконец разобрался в материалах этих новых дневников?
– Думаю, что да, если им можно верить. Все это неприглядно.
– А что не так? Узнал ты, кто была твоя мать?
– Да. Никто.
– Прекрати, Джим! Это я, Кэрол. Не темни со мной, это не похоже на тебя.
– Не похоже на меня? Любимая, а ты точно знаешь, что на меня похоже? Я не уверен даже, что сам это знаю.
– Я знаю, что люблю тебя.
– И я люблю тебя. И сожалею о том, как вел себя вчера.
– Тогда почему ты не вернулся домой?
– Был слишком измучен, чтобы идти пешком. Я читал эти дневники всю ночь.
– Ладно, я приеду за тобой, мы где–нибудь позавтракаем, и ты мне все расскажешь.
– Позже. Мы поговорим позже. Иди на работу. Я должен еще раз просмотреть дневники и все тебе объясню, если это возможно объяснить, когда ты днем придешь с работы, ладно?
– Я не могу столько ждать.
– Прошу тебя, не приходи сюда сейчас. Я должен еще осмыслить некоторые вещи.
– В чем все–таки дело, Джим?
– Все это невероятно, Кэрол, просто сверхъестественно. Увидимся позже.
Кэрол повесила трубку и села у телефона, сбитая с толку и обеспокоенная настроением Джима. Уже бывало, что, когда возникали проблемы, он замыкался в себе, обдумывал их, но потом приходил с готовым решением. Но он так подавлен! Она не помнила, чтобы он когда–нибудь был в таком ужасном состоянии.