Замок Шамбла
Шрифт:
– Однако же позволь узнать, — вдруг закричал крестьянин Пьер Гра, — для чего ты нас здесь собрал, Арзак? Полагаю не затем же, чтобы просто угостить вином!
– А почему бы и не для этого? — нарочито весело ответил Арзак, который не так-то легко говорил правду, даже когда решался сказать ее.
– Потому что это сильно бьет тебя по кошельку, хотя говорят, будто с некоторых пор у тебя карманы набиты золотом и серебром.
Андре Арзак при этих словах вскочил на ноги. Он побледнел и весь дрожал — трудно сказать, от страха или от гнева.
– Кто тебе это сказал? — прошипел он задыхаясь. — Кто тебе сказал, что у меня в карманах золото? Это ложь, и первому, кто это повторит,
Он указал на массивную палицу, которая может служить грозным оружием. Воцарившееся после этой вспышки гнева молчание подействовало на Арзака, словно ушат ледяной воды. Он понял, что допустил оплошность, и поспешил ее исправить.
– Да, зря я так вспылил, — признался он, садясь. Лицо его приняло равнодушное выражение. — Я знаю, почему вы так думаете: это наверняка проделки моей тетки Маргариты Морен, которая болтает невесть что на каждом углу, — и добавил смеясь: — Золота у меня нет, и плачу за вино не я.
– А кто же? — поинтересовался Антуан Перен.
– Может быть, дамы, — отважился заметить Пьер Гра.
– А хоть бы и так, — ответил Арзак. — Что с того? Может, кто-то сомневается, что графини де Шамбла щедрее Марселанжей?
– Это уж точно, — согласился Жак Сулон, шорник из Камбриоля.
– Не только щедрее, но в десять раз богаче, — продолжал пастух. — Оттого-то мы и знаем, кто одержит верх на суде.
– Дамы богаты, это правда, — заметил Пьер Гра. — Но у Марселанжей тоже кое-что имеется. Я слышал, что они дали десять тысяч франков нотариусу на подкуп свидетелей, а жандармам поручено разыскивать этих свидетелей и подкупать их. Это правда, Арзак?
– Истинная правда, — ответил тот.
После этих слов все притихли. Арзак тотчас же продолжил:
– Да, это правда. Но вы спросите Жака Сулона, и он вам скажет, что дамы три дня назад заняли тридцать тысяч франков под залог Шамбла, а для кого? Для тех, кто будет давать показания… какие следует… у судебного следователя и в суде.
Судя по восторгу, который эти слова вызвали у всех без исключения собравшихся, их свидетельства можно купить за тридцать тысяч франков.
– Да, деньги получить не худо, — сказал Пьер Гра после минутного раздумья. — Притом я всегда был предан дамам и буду очень рад дать показания в их пользу. Однако говорят, что судьи сурово карают лжесвидетелей, даже посылают их на галеры…
– Дурак! — вскрикнул женский голос позади Пьера Гра.
Все обернулись и увидели Мари Будон, которая успела незаметно войти в зал и уже несколько минут стояла у дверей.
– Дурак! — повторила она. — Ты разве не понимаешь, что это дело только между Шамбла и Мерселанжами? Судьи! Неужели ты думаешь, что им не все равно, кто на самом деле убил Марселанжа? Им-то какая печаль? Ведь он им был не родственник и не друг, стало быть, им всем наплевать, как его звать — Пьером или Жаком. Судьи такие же люди, как ты, я и все мы: они ничего не делают даром. На этом свете за все надо платить, и если они хотят навлечь подозрение на Жака, то только потому, что им за это платят Марселанжи, которые хотят послать на эшафот бедного невинного человека, чтобы опозорить дам.
Как это ни странно, но Мари Будон, говоря о продажности судей, делала это не из каких-то тайных корыстных побуждений, а просто высказывала то, что думала, и ее слова были встречены с одобрением. Крестьяне придерживались мнения, что все на свете продается и просто невозможно, чтобы судьи прилагали все усилия, дабы найти виновного, если бы им за это не платили люди, заинтересованные в том, чтобы упечь за решетку или на галеры неугодного им человека, виновен он или нет.
– О! Судьи-то похитрее вас, — продолжала
– Никто этого не говорил, — возразил Пьер Гра. — Я только сказал, что мне не хотелось бы отправиться на галеры как лжесвидетелю и что…
– Да ладно вам! — закричала Мари Будон. — На галеры! Это все хитрости, высокопарные слова, чтобы запугать дураков. Лжесвидетель! А как они это узнают? Для этого надо влезть вам в душу, а они этого не могут. Не пугайтесь их длинных мантий, их строгих физиономий и угроз, это просто комедия. Зарубите себе на носу, что они ведут игру, чтобы заполучить деньги Марселанжей и заставить вас признаться из страха перед ними. Упорно стойте на своем, они ничего не смогут вам сделать. И помните, что дамы вас не только щедро вознаградят, но, когда они получат Шамбла обратно, великодушно отблагодарят тех, кто остался им верен, и жестоко отомстят тем, кто решился пойти на попятный!
Не успела Мари Будон закончить, как мать Жака Бессона встала, медленно окинув всех собравшихся своим зловещим взглядом, и спросила тихим и глубоким голосом:
– Кто осмелится давать показания против Жака? — На мгновение она умолкала, а потом продолжила: — Послушайте, вы знаете, что у меня восемь сыновей. Все они сильны, мужественны и повинуются всем моим приказаниям. Я вам клянусь здесь и сейчас — запомните это хорошенько, — клянусь, что даже если бы мне пришлось увидеть, как все они один за другим взойдут на эшафот, я все равно укажу им всех тех, кто станет свидетельствовать против Жака, сказав им при этом: «Убейте этого, убейте того, убейте всех, всех, всех!» И если останется один-единственный клеветник, а всех моих сыновей арестуют, то тот, последний, умрет от моей руки — в этом я вам клянусь.
После этих слов, произнесенных с неимоверным хладнокровием, величественная старуха села на свое место и опять облокотилась на стол, опустив голову на руки.
– Она сделает то, что говорит, — прошептал Пьер Гра Жаку Сулону.
– Знаю, — подтвердил тот, — мамаша Бессон шутить не любит.
– Притом, — добавил Пьер Гра, — мы знаем, сколь богаты дамы, к тому же они скоро вернутся в Шамбла, да и знатные какие… А Марселанжи фамилия ничтожная, и мы их больше не увидим. Нет, кто как, а я решительно беру сторону дам.
– И я тоже. Что уж тут сомневаться-то, буду работать в замке и… и притом я не хочу связываться с братьями Бессон.
– И с Мари Будон тоже, — сказал тихо Пьер Гра, искоса посматривая на служанку.
Собравшиеся шепотом вовсю обсуждали обещанные им деньги и сулимые после возвращения дам в Шамбла блага, видя в этом важном и ужасном деле только подкуп голосов двумя враждующими семействами. Только один человек угрюмо сидел в углу и ни с кем не говорил. Это был Андре Арзак. Глубоко погруженный в свои мысли, он даже забыл, где находится и кто его окружает. Вдруг чья-то рука хлопнула его по плечу, и он аж подскочил от неожиданности. Арзак поднял голову и вздрогнул, увидев Мари Будон, которая пристально смотрела на него.