Замок Спящей красавицы
Шрифт:
— Никаких локонов, — пробормотал он. — Определенно обойдемся без локонов! Боже, как я от них устал!
— Однако женщины считают, что они делают их моложе, — улыбнулась Эме, сидя в отведенной для гостьи спальне и наблюдая за работой парикмахера.
— Волосы не меняют лицо, а лишь обрамляют его, мадам, — ответил Феликс.
— Верно. Хотя волосы моей подруги очень красивы, только теперь они представят ее в самом выгодном свете.
— Я создаю для нее нечто новое, — отозвался парикмахер, словно ее не было в комнате. — Завтра,
Йола промолчала, хотя и догадывалась: видя ее в обществе Эме, Феликс предположил, что она будет носить много драгоценностей.
Наконец парикмахер закончил свою работу. Эме восхищенно зааплодировала.
— Вы прекрасно выглядите, моя дорогая! — заявила она. — И старше своего возраста, это точно. А теперь Жанна займется вашим лицом.
В Париже каждая женщина пользовалась макияжем, но Йола, как благовоспитанная барышня, вышедшая из стен пансиона, лишь изредка пудрила лицо и чуть-чуть подкрашивала губы.
— У мадемуазель кожа, как цветок магнолии! — воскликнула служанка Эме, взяв ее за руку.
— Я тоже так думаю, — согласилась с ней мадам Обиньи.
Наконец Жанна кончила колдовать над ней, и Йола с удивлением увидела в зеркале свое отражение.
Она никак не ожидала, что немного туши на ресницах, легкие румяна на щеках и искусно накрашенные губы способны так изменить внешность.
Ей стало понятно: поскольку ей предстоит стать дамой полусвета, пусть даже в обществе блистательной Эме Обиньи, она должна быть накрашена гораздо ярче, чем принято в высшем обществе.
Впрочем, ее губы были накрашены не столь ярко, как губы Эме. Они были единственным ярким пятном на ее лице. Йола не сомневалась: бледные щеки и искусно подкрашенные глаза будут отличать ее от других женщин.
Поскольку сегодня вечером они будут ужинать лишь в обществе герцога, Эме предложила ей одно из своих платьев.
— Он должен увидеть вас такой, какой увидят остальные, — посоветовала она. — Необходимо, чтобы в его памяти отпечаталось, что вы — молодая женщина, умеющая позаботиться о себе, которая приехала в Париж в поисках развлечений.
В соответствии с этим она выдала Йоле платье с черным кружевным кринолином поверх розового атласного чехла. Простой и вместе с тем изысканный наряд. Переодевшись, Йола пошла в спальню Эме спросить ее мнения.
— Какая прелесть! — воскликнула хозяйка дома. — Впрочем, это не идет ни в какое сравнение с тем, как вы будете выглядеть завтра вечером! Я думаю, вам понадобятся бриллианты, чтобы придать вам блеска.
— Но у меня нет с собой ничего такого, — призналась Йола. — В семейной коллекции Богарне есть несколько прекрасных бриллиантов, но они хранятся в банковском сейфе. Боюсь, что бабушка заподозрила бы неладное, скажи я ей, что хочу взять их с собой в Париж.
— Вы правы. Более того, маркиз мог бы узнать ваши фамильные драгоценности, — добавила Эме. — Вы должны быть
— Да, конечно, я прекрасно понимаю, — ответила Йола.
— Сегодня вечером вы наденете мое маленькое скромное колье, — сказала хозяйка дома. — Я всегда ношу его с этим платьем. Думаю, оно вам понравится.
Эме прибеднялась. «Маленькое скромное колье» оказалось вещью изумительной красоты, украшенной помимо бриллиантов крупными черными жемчужинами. Поистине уникальное ювелирное изделие.
В пару к нему Эме предложила надеть бриллиантовый браслет с черным жемчугом. Когда Йола вошла в гостиную, где их ждал герцог, она решила, что он вряд ли сочтет ее благовоспитанной барышней.
Она ожидала увидеть привлекательного человека и оказалась права. В свои сорок пять лет герцог оказался не только красивым, но и величавым. Он напомнил Йоле ее отца. Как многим мужчинам его поколения, ему была свойственна галантность.
— Позвольте приветствовать вас в Париже, мадемуазель Лефлёр! Эме сказала, что вы раньше здесь не бывали.
Йола почтительно поклонилась ему и, выпрямившись, ответила:
— Нет, ваша светлость, но я благодарна Эме за то, что она любезно пригласила меня к себе. Я давно мечтала о таком предложении.
— Мы должны сделать все, чтобы вы не скучали здесь и получили самое благоприятное впечатление от столицы, — учтиво произнес де Шоле.
Хотя герцог говорил с ней учтиво, Йола заметила, что он то и дело переводил взгляд на Эме.
Не было никаких сомнений в том, что он любит ее так же сильно, как она его. Более того, разговаривая с ними за ужином, юная графиня поняла, что трудно найти на свете двух более интересных и обаятельных людей, чем эти двое.
Герцога отличало удивительное остроумие, а также способность независимо от темы придать разговору такую живость, что Йола поняла, почему Эме слушает его как завороженная.
Впрочем, она также участвовала в застольной беседе. Веселье и жизнелюбие били из нее ключом, искрясь подобно бриллиантам ее ожерелья и браслетов.
Эме была обаятельна и прелестна, и Йола поймала себя на том, что не может отвести от нее глаз, тогда как самой ей сказать нечего.
Она понимала, что такой привлекательной женщине было легко добиться успеха в Париже. Сколько мужчин, должно быть, желали взять ее под свое покровительство!
И она сделала самый разумный и достойный выбор, решила Йола. Она от души надеялась, что супруга герцога спустя какое-то время отойдет в мир иной и эта чудесная пара созданных друг для друга людей сможет наконец сочетаться законным браком.
— Йола с нетерпением ждет вашего званого приема, который состоится завтра вечером, — сказала Эме герцогу, прежде чем тот покинул их и отправился домой.
— Это ваш прием, и вы это прекрасно знаете, — ответил он, и в каждом его слове звучала нежность.