Замок Тэсдея. Убийство жарким летом. Исчезнувший сенатор
Шрифт:
– Можно остановить то, что должно произойти в пятницу?
– Да. Если заплатить десять миллионов долларов, – ответил Джоунс.
– Вы принимаете в этом участие?
Джоунс засмеялся:
– И ты думаешь, я скажу тебе об этом, белый? У моего презренного народа было принято называть своих детей в честь великих героев. После Гражданской войны многих называли Линкольнами, сегодня полно чернокожих молодых людей по имени Рузвельт. То же самое и из мира спорта. Моя семья решила назвать меня Натаном Хейлом, чтобы я отдал свою жизнь за страну. Я предпочитаю отдать ее, сражаясь на улице с тобой, белый, чем томясь в какой-нибудь из твоих отживших свой век тюрем.
– Вы хотите, чтобы все люди в негритянских гетто этой страны были уничтожены? Такова станет плата за роскошь сражения на баррикадах?
Боль
– Хочешь – верь, хочешь – нет, но я не участвую в этом заговоре. Более того, я день и ночь работал над тем, чтобы узнать, кто за этим стоит.
– Как вы узнали о готовящихся действиях?
– У нас есть уши, приятель, черные уши, а в высокопоставленных кругах и белые уши.
– И вы бы остановили беспорядки, если б смогли?
Джоунс посмотрел куда-то вдаль, мимо Питера.
– Я рассуждал так, – заговорил он. – Для чего можно было бы использовать эти десять миллионов долларов? Можно построить дюжину новых многоквартирных домов с отоплением и горячей водой и, может быть, предприятие для уничтожения отходов. А мне хотелось бы, чтобы эти деньги были использованы на пользу нашему народу – скажем, на клинику или одну или две хорошие школы.
– Но пойдут ли они действительно на благо вашего народа?
– Я думаю, что мотивы их действий – отчаянная ярость, – спокойно сказал Джоунс, – а еще – жажда власти. А вовсе не благотворительность. Наша очередь заказывать музыку: мелодию под названием «Зуб за зуб». Никто не извлечет из этого пользу, больно будет всем. Если власти города заплатят, несколько фанатиков станут на какое-то время богатыми.
– Так, значит, вы готовы нам помочь?
– Хотел бы я знать как, – сказал Джоунс. – Понимаешь, я хочу помочь своему народу. – Он медленно покачал головой. – Это что-то новое, белый. Мы ведь не молчаливый народ, а эта угроза носится в воздухе вот уже почти месяц. Что же ты думаешь, за это время никто не выпил чуточку и не рассказал чуть больше, чем положено? Думаешь, я не замечал слишком развязного поведения, скрытой самодовольной улыбки? Ты поверишь, что ни одна женщина, опасаясь за жизни своих детей, не сообщила о диких слухах, услышанных от своего мужа? Я говорил тебе, что у меня есть уши, которые слушают в самых высоких кругах, даже на секретных совещаниях у самого мэра. Я хотел бы сказать, что в Гарлеме нет такого секрета, о котором я не мог бы хоть что-нибудь разузнать, но этот секрет похоронен в могиле, и я даже не знаю, где она находится. – Он глубоко вздохнул. – Можешь либо верить мне, либо считать безнадежным лжецом или участником заговора.
– Ричард Симс был в курсе того, что должно было произойти? – спросил Питер.
– По крайней мере, он узнал это не от меня. Ричарду, увы, не доверяли: он связался с врагом.
– Мэриан?
Джоунс кивнул.
– А ведь она относит себя к неграм и считает дело Ричарда своим.
– Славная девочка из колледжа Вассар [2] , – сказал Джоунс. – Там их учили не проявлять нетерпимости, понимаешь, приятель? Их учили тому, что цвет кожи не имеет значения, что чернокожий может думать так же, как и белый, и, если «ниггер» приглашает тебя танцевать на балу старшеклассников, ты идешь с ним. Понятно? А когда танец заканчивается, другие столь же терпимые белые девочки обступают тебя и расспрашивают: «Когда ты танцевала с ним, ты почувствовала, что в сексуальном плане негры сильнее белых?» А тут блестящий негритянский поэт приезжает в колледж Вассар читать свои стихи на занятиях литературной группы. После занятий одна из терпимых студенток, наша Мэриан, прямо на публике приглашает поэта вместе с ней съесть по гамбургеру и выпить по чашечке кофе. Ричард принимает приглашение и пускает в ход свое особое магическое обаяние – доброту и нежность; он тоже полон мечтаний о том, что цвет кожи не имеет значения. Что стало дальше, я могу только догадываться: возможно, девушка была очень взволнованна, когда вернулась домой, бросилась на кровать и долго не могла уснуть, снова и снова повторяя самой себе, что цвет кожи действительно не имеет никакого значения. Она настолько преисполнилась либеральными идеями, настолько твердо решила быть терпимой и настолько вжилась в роль героини, что, когда Ричард, полный собственных надежд и мечтаний, попытался ухаживать за ней, она мужественно сказала «да». А потом, как я полагаю, к своему огромному удивлению обнаружила, что все действительно обстояло именно так: цвет кожи не имел никакого значения и Ричард на самом деле был добрым, нежным и чутким. Однако в реальной жизни все это имело значение: все те, кто знал Мэриан и Ричарда, возненавидели их. В такой обстановке у них не осталось никого из близких людей. Ричард пытался работать для них, учить их уму-разуму, но безуспешно: он уже не был одним из них, он был любовником белой. И умер он не оттого, что знал какой-то секрет, а кто-то боялся, что он его раскроет. Мне кажется – я подчеркиваю, что я только предполагаю, – он умер за то, что осквернил белую женщину, которой довелось полюбить его.
2
Вассар – один из престижных колледжей для девочек (Здесь и далее примеч. перев.)
– Так вы считаете, что между убийством и планами на пятницу не существует никакой связи?
– Я сказал тебе, приятель, только то, что предполагаю.
– И как вы советуете действовать?
Джоунс пожал плечами:
– Что касается меня, то я буду слушать и смотреть. Если ничего не услышу, а мэр не заплатит в указанное время, то останусь здесь слушать дальше. Но если узнаю, что бомба взорвалась, то выйду на улицу, дождусь первого белого мстителя с еще не остывшим ружьем в руках и, надеюсь, убью его и еще нескольких белых до того, как они убьют меня.
– А что, по-вашему, должен делать я? – спросил Питер.
– Постарайся убедить мэра заплатить – это позволит нам выиграть время, – ответил Джоунс.
– А если мне не удастся?
– Тогда улетай из города на первом самолете, парень, и забери с собой того, кем ты действительно дорожишь, потому что получишь красную букву на груди: тебя пометят большой буквой «Л».
– Буквой «Л»?
– «Любитель животных», – сказал Джоунс. – Ты ведь действовал как друг ниггера.
Питер положил свою трубку в карман.
– Заключим сделку? – спросил он.
– Сомневаюсь…
– Вы расскажете мне, если услышите что-нибудь, а если я услышу что-то, то расскажу вам.
– Ничего не обещаю тебе, парень. Это – проблема чернокожих, и если она может быть разрешена вообще, то сделано это будет без помощи врага.
– Как я смогу отыскать вас? – спросил Питер. – Не стану торговаться и, если услышу что-нибудь полезное, сообщу.
Джоунс грустно улыбнулся:
– Ей-богу, я верю тебе. – Он вынул из кармана карандаш и написал номер на бумажной салфетке. – Позвони по этому номеру. Со мной ты поговорить не сможешь, но скажешь, где я смогу найти тебя.
Питер встал. Он услышал, как владелец бара отодвинул засовы на двери.
– Один совет, – сказал Джоунс.
– Я слушаю.
– Убеди Мэриан уехать из города, пока все спокойно. Белые обвинят ее в том, что она шлялась с ниггером, а черные – в том, что запятнала репутацию хорошего человека. Может быть, тебе, парень, удастся найти какую-нибудь подругу, еще одну терпимую девушку из колледжа Вассар, которая могла бы забрать ее к себе?
– Я поговорю с ней, – ответил Питер…
Когда Питер вышел на Ленокс-авеню, ему показалось, что жара стала еще более нетерпимой. Высоко в небе сияло солнце, и Стайлс понял, что, вероятно, время близилось к полудню. Он взглянул на часы: было без четырех минут двенадцать. Оставалось почти сорок восемь часов до момента, когда достопочтенный Джеймс Рэмси должен был принять решение: платить или не платить.
Такси курсировали по удивительно пустынным улицам Гарлема. Питер направился к ближайшей станции метро. Он инстинктивно чувствовал, что кто-то за ним следит. Повернулся и увидел того самого высокого негра, который ожидал его у входа в бар. Это, несомненно, был один из людей Натана Джоунса. Тот не пытался скрыть содержание их с Питером беседы, и теперь Питер безуспешно пытался понять, с какой целью этот человек следует за ним: шпионить или охранять.