Замок в ущелье
Шрифт:
Похоже было, что слова ее не произвели никакого впечатления на мать, она их будто и не слышала. Уже теряя надежду, Леона добавила:
— Что тогда будет со мной? Как я останусь одна, мама, что буду делать, если ты покинешь меня?
Вопрос этот, кажется, в первый раз во всей своей ясности предстал перед Элизабет Гренвилл.
— Ты не можешь оставаться тут, дорогая.
— Конечно, как же я буду жить здесь одна? — согласилась дочь. — К тому же, если ты умрешь, у меня не будет даже той маленькой пенсии, которую ты получаешь
Миссис Гренвилл прикрыла глаза; казалось, слово «вдова» больно ранило ее. Потом сказала:
— Принеси мне, пожалуйста, мои письменные принадлежности.
— Кому ты собираешься писать, мама? — с любопытством спросила Леона, подавая матери то, о чем она просила.
Она знала, что у них не слишком много знакомых. Родственники ее отца были из Девоншира, и они уже давным-давно умерли.
Мать родилась недалеко от Лох Левен, но еще до замужества осталась сиротой и жила с престарелыми дядей и теткой, которые умерли через несколько лет после того, как она вышла замуж и уехала в Англию.
Леона подумала, что, видимо, как с той, так и с другой стороны должны были остаться двоюродные братья и сестры, но она никогда их не видела и не переписывалась с ними.
— Я пишу той, — объяснила Элизабет Гренвилл дочери своим тихим, нежным голосом, — кто была ближайшей подругой моих детских лет.
Леона молчала, ожидая, что еще скажет мать.
— Мы с Дженни Макклеод росли и воспитывались вместе, — продолжала та. — Когда мои родители умерли, я каждый год проводила несколько месяцев в ее доме, а иногда она навещала меня. — По глазам ее было видно, что она перенеслась мыслями в далекое прошлое. — Родители Дженни ввели меня в свет; когда нам обеим должно было исполниться восемнадцать, они стали вывозить нас на балы в Эдинбурге, а когда я должна была уехать из Шотландии с твоим отцом, то единственное, о чем я жалела, так это о том, что не смогу больше видеться с Дженни.
— И ты ни разу не видела ее с тех пор, мама?
— Мы часто писали друг другу, — ответила миссис Гренвилл, — но потом… знаешь, как это бывает, Леона? Человек всегда откладывает на завтра то, что он должен сделать сегодня.
Она вздохнула, потом продолжала:
— К Рождеству от нее всегда приходило чудесное письмо и поздравление, хотя сейчас я припоминаю, что в прошлом году ничего не получила от нее.
Она на мгновение умолкла, затем продолжила:
— Тогда… да… я была слишком расстроена… просто обезумела, когда потеряла… твоего отца… И я почти ничего не помню, не помню, что было на Рождество.
— Ничего удивительного; это было ужасное время, мама, — согласилась Леона.
Отец ее умер в середине декабря, и у них, естественно, не было ни елки, ни подарков; Леона не позволила прийти даже святочным, боясь, что их веселые песенки будут неуместны и могут расстроить мать.
— Я сейчас пишу Дженни, — объяснила миссис Гренвилл, — чтобы попросить ее присматривать за тобой после того, как меня не станет, и любить тебя так, как мы любили друг друга, когда были еще детьми.
— Не говори об этом, мама, — умоляющим голосом сказала Леона. — Ты не можешь оставить меня. Я хочу, чтобы ты поправилась и жила со мной. Мы будем вместе вести хозяйство, заботиться о доме и о ферме.
Мать ничего не ответила, и Леона, немного помолчав, добавила:
— Ты прекрасно знаешь, что папа хотел бы именно этого. Ему неприятно было бы видеть тебя такой, как ты сейчас.
— Ты напрасно все это говоришь, дорогая, — ответила мать. — Когда твой отец ушел от нас, он унес с собой мое сердце и душу. Теперь во мне ничего не осталось, кроме боли и томительного, страстного желания как можно скорее уйти к нему и соединиться с ним опять.
В голосе матери, когда она говорила это, было такое страдание, что Леона не нашлась больше, что сказать.
Она смотрела, как мать пишет письмо, но, увидев, наконец, кому оно адресовано, Леона издала изумленный возглас:
— Графиня Арднесс, мама? Так вот кто теперь твоя подруга?
— Да, Дженни сделала блестящую партию, — ответила миссис Гренвилл. — Но герцог намного старше ее, и, когда я впервые увидела его, мне показалось, что вид у него несколько отталкивающий.
— А папа был совсем не такой, и ты его очень любила.
В глазах миссис Гренвилл словно зажегся свет.
— Я полюбила его в ту минуту, как увидела, — произнесла она тихо. — И дело было не только в том, что он был так обаятелен, так красив в своей военной форме. Было тут что-то еще, нечто магическое, сверхъестественное, — то, что трудно, просто невозможно выразить словами.
— Это была любовь с первого взгляда! — с улыбкой воскликнула Леона. — Папа часто рассказывал мне, как он влюбился в тебя.
— Расскажи мне, что он тебе говорил, — быстро произнесла миссис Гренвилл; она жаждала услышать хоть что-нибудь о покойном муже.
— Он приехал на тот бал, уже заранее скучая, — начала Леона, — и вошел в зал для танцев, не ожидая увидеть ничего нового и интересного. Он говорил, что уже достаточно бывал на таких балах, и находил, что шотландские девушки невыносимо скучны, все их суждения банальны, и он мечтал только об одном — как можно скорее вернуться к себе в Англию.
— Продолжай! — поторопила ее миссис Гренвилл, и лицо ее в эту минуту было юным и счастливым, как у молоденькой девушки.
— И тут папа увидел тебя! — продолжала Леона. — Ты очень весело танцевала с вахтенным офицером в черной форме, папиным хорошим знакомым. Папа посмотрел на тебя и сказал самому себе: «Вот девушка, которая станет моей женой!»
— С той минуты, как он заговорил со мной, я хотела только одного — чтобы он стал моим мужем! — воскликнула миссис Гренвилл. — Мне казалось, что раньше, когда-то давно, мы уже знали друг друга и теперь встретились после долгой разлуки.