Замок в ущелье
Шрифт:
— С вами я чувствую себя в полной безопасности, — ответила Леона. Она сказала это совершенно искренне и тут же подумала, что с той минуты, как он усадил ее к себе на лошадь и обнял, заботливо придерживая своими крепкими, сильными руками, у нее появилось ощущение необыкновенной надежности и защищенности, которое рождало, казалось, само его присутствие.
Девушка заметила, что ее ответ доставил удовольствие хозяину.
— Вы действительно так думаете, — поинтересовался он, — или это простое выражение вежливости?
— Я говорю… правду, — очень
Глаза их встретились, и ей показалось, что-то странное промелькнуло между ними, каким-то удивительным образом вдруг соединив их; девушка не могла объяснить себе, что это было.
В следующую минуту лорд Страткерн сказал:
— Мне хотелось бы в это верить. Помните, что где вы ни были, в каком бы уголке Шотландии ни жили, в моем замке для вас всегда найдется место и я в любой момент буду к вашим услугам.
— Благодарю… вас, — только и могла произнести Леона.
Она удивилась, что ей с таким трудом удалось выговорить эти слова.
Она снова взглянула прямо ему в глаза. Девушке показалось, что лорд Страткерн хотел что-то сказать, но в эту минуту послышался высокий, тонкий звук волынки; он становился все громче, и вот уже музыкант вошел в столовую.
Он был в полном облачении клана Маккернов; вновь и вновь волынщик обходил вокруг стола, его кильт развевался в такт музыке, а мелодии его рождали в душе воспоминания о героических битвах шотландских горцев, о прекрасных древних легендах, воспевающих их подвиги.
Леона вспомнила, как мать говорила ей, что величайшими из всех музыкантов были волынщики из рода Маккроммонсов; их музыка заставляла людей плакать или поднимала их на борьбу; наигрывая на своих костяных дудочках, они вливали в сердца людей мужество, делая их равными богам по могуществу и силе. Леона знала, что у вождя каждого клана есть свой волынщик, который будит его своей мелодией по утрам и играет для него перед сном, во время последней вечерней трапезы. Когда вождь отправляется на войну, волынщик следует за ним, и его яростная музыка, прославляющая великие деяния минувших веков, вдохновляет воинов на новые подвиги.
Музыкант сыграл три мелодии; закончив, он остановился около лорда Страткерна, приветствуя его; тот подал волынщику маленькую серебряную стопку, полную виски. Высоко подняв ее, словно показывая, что пьет за здоровье хозяина и его гостей, волынщик одним махом опрокинув стопку, еще раз поприветствовал лорда и покинул обеденный зал.
— Я так давно мечтала послушать эту музыку! — призналась Леона.
— Волынку? — переспросил лорд Страткерн.
— Теперь, когда я, наконец, услышала ее, я знаю, что во мне действительно течет шотландская кровь! — вместо ответа воскликнула девушка.
— Так эта музыка взволновала вас?
— Она всколыхнула всю мою душу, рождая в ней страсть и неистовую гордость, восторг и печаль. Она заставила меня почувствовать, что шотландский дух воистину непобедим!
Леона говорила горячо, искренне, слова, казалось, шли от самого ее сердца.
Лорд Страткерн протянул руку, коснувшись ее руки.
— Благодарю вас, — тихо произнес он.
Он поцеловал ее пальцы, и Леона почувствовала какое-то странное волнение, еще более чудное и сладкое, чем то, которое она ощутила, слушая звуки волынки.
Глава вторая
Поднявшись со своего стула с высокой резной спинкой, лорд Страткерн обратился к девушке:
— Не хотите ли посмотреть, как танцуют горцы, мисс?
— Я буду счастлива увидеть это! — с восторгом воскликнула Леона. — Но не следует ли мне на время оставить вас, пока вы будете пить послеобеденный портвейн?
— Думаю, сегодня вечером я могу обойтись без портвейна, — с улыбкой ответил хозяин, выходя с ней из обеденного зала и поднимаясь вверх по каменным ступеням лестницы, ведущей в комнаты второго этажа.
Мать рассказывала девушке, что в каждом шотландском замке обязательно имеется особая комната, называемая Зал вождя; в ней вождь клана принимает своих приближенных, разрабатывает планы сражений или отдыхает.
Леона представляла себе, что это должен быть громадный зал, роскошный, как во дворце, но то, что она увидела, удивило и потрясло ее.
Казалось, зал, открывшийся перед глазами, тянулся во всю длину замка. В одном его конце находились хоры для музыкантов, а стены украшали оленьи головы и рога, щиты и палаши. Но самым удивительным и необычайным показался девушке потолок этого зала, обшитый деревянными панелями и украшенный гербами Страткернов. Как она и ожидала, здесь был огромный камин с пылавшими в нем громадными поленьями, а вдоль стен стояли воины клана; на всех были кильты в красную и голубую клетку, выдающую их принадлежность к одному роду.
Зрелище было очень живописным, но Леона знала, что клетка с цветами клана — относительно недавнее новшество; в прошлом признаком принадлежности воина к какому-либо роду была не она — кильт был всегда не более, чем простым куском ткани, — а боевой клич и эмблема. У каждого племени был свой боевой девиз — дикий, яростный призыв к битве или напоминание о героическом прошлом, и каждый род имел свою собственную эмблему: вереск, дуб или мирт, — которая наподобие кокарды прикреплялась к берету. Каждое растение было символом, имевшим мистическое значение, и обладало магической силой, предохранявшей от злых чар и всяческих бедствий, или олицетворяло нужды повседневной жизни клана, вроде морской водоросли на гербе Макнейлов.
— Морские водоросли — это единственное, чем Макнейлы могли удобрить свою тощую, бесплодную землю западных островов, — объясняла миссис Гренвилл дочери.
В ладно скроенных кильтах Маккернов с развевающимися складками было что-то, напоминавшее стороннему наблюдателю пестрые причудливые одеяния, которые сами горцы называли «скалистыми уступами».
Лорд Страткерн подвел Леону к небольшому возвышению, располагавшемуся рядом с хорами для музыкантов, где стояли два стула с высокими спинками, на которых были высечены родовые гербы.