Замок
Шрифт:
— Господа, умоляю вас всем, что было святым в ваших прошлых жизнях, не причиняйте мне зла! Мой муж богат, он заплатит любой выкуп!
При первых же ее словах Ксавьер Людовиг убедился в худших своих предположениях:
— Bo-первых, сударыня, наши жизни еще не ушли в прошлое. Во-вторых, ваш муж уже ничего никому не заплатит. Он сполна расплатился за ваши капризы и жажду развлечений. И, наконец, никто из присутствующих не намерен причинять вам зла. Впрочем, как и рыдать от сочувствия.
Выслушав эту речь, Абигайль растерянно заморгала, поняв лишь, что с ее мужем не все в порядке. Страшная догадка мелькнула в ее хорошенькой головке:
— О,
— Нет, сударыня, — безжалостно и сухо ответили ей. — Вы вдова.
— О! — воскликнула она. — О, нет! Нет! — и, закрыв лицо руками, она упала на кровать и залилась слезами. Еще день назад она называла своего мужа занудой и скучным типом и ругала себя за этот необдуманный, несмотря на долгое знакомство, брак, а вот теперь ей стало жаль его! Себя ей тоже было очень жаль, и было страшно.
Ксавьер Людовиг обернулся к Фредерику и указал ему на кресла:
— Пока наша дама переживает свое горе, прошу Вас, обсудим наши дела. Я узнал нечто чрезвычайно обеспокоившее меня.
— Но… — Фредерик растерянно переводил взгляд с рыдающей Абигайль на своего собеседника. — Не слишком ли мы жестоки по отношению к ней? Может быть, следует дать ей воды?
— Молодой человек, слезы этой неутешной вдовы высохнут быстрее, чем Вы думаете. Воды же в целом замке нет ни капли, за водой пришлось бы бежать с ведром к реке, потому что колодцы высохли, и ведра тоже нет, поэтому выслушайте, что я Вам скажу, у нас мало времени. Итак, — начал он, когда они уселись в кресла, при этом он не сводил глаз с заливающейся слезами Абигайль. — Как только взойдет солнце, Вы вернетесь в город, в гостиницу. Я провожу Вас так далеко, как смогу. Прошу Вас никому ничего не рассказывать. Если окажется, что кто-либо знает или подозревает, что Вы не ночевали в гостинице, солгите что-нибудь. Например, что у Вас было свидание с дамой, тем более, что это недалеко от истины, а люди склонны верить такому. Но главное, что мне потребуется от Вас, заключается вот в чем: постарайтесь узнать о настроениях в городе. Этой ночью вампиры выходили из замка. Я убил четверых, но не исключено, что их было больше. В трактирах, на рынках всегда можно подслушать последние слухи. Разговорите кого-либо из прислуги гостиницы, заплатите — за плату Вам с готовностью расскажут все. Сумеете ли Вы сделать это?
— Не беспокойтесь, граф, я умею собирать слухи.
— Отлично. Будьте осторожны. Случается, что вампиры принимают себе на службу людей за очень щедрое вознаграждение… — он мрачно усмехнулся. — Как, например, это делаю сейчас я, с той лишь разницей, что мне нечем вам заплатить.
— Граф, прошу Вас! Я не беден и готов помогать Вам всеми силами, потому что это честь для меня, а не…
— Оставьте! — Ксавьер Людовиг жестом руки остановил пылкую речь молодого человека. — Сейчас не время для комплиментов. Затем отправляйтесь в гостиницу, запритесь в номере, закройте окна. Когда зайдет солнце, я приду, и Вы расскажете мне, что Вам удалось узнать. Наутро после этого я рекомендую вам покинуть этот город.
— Граф, я сделаю все, что в моих силах. Что-либо еще?
Ксавьер Людовиг посмотрел на молодого человека, не будучи уверенным в его надежности. Ему хотелось кричать: «Они продали, продали замок! Продали вампирам! Продали им Кронверк в законное владение!..» Но этот крик ничего не объяснил бы. Поэтому он просто спросил:
— Известно ли Вам, где ныне располагается нотариальная контора? Или как теперь называется контора адвоката, где заключаются сделки по купле-продаже недвижимости?
— Да, граф, мне это известно. Таких контор в Кронвальде несколько, но та, в которой заключен этот договор, располагается напротив Городского Управления, такое старое здание с двумя башенками с флюгерами и с готическими окнами во втором этаже…
— Благодарю Вас. Значит, они никуда не переехали. Тем лучше…
Они уже были в дверях, но остановились, когда Абигайль, не получив сочувствия и внимания, перестала рыдать. Молодая женщина сидела на краю кровати и смотрела исподлобья; взгляд у нее был сердитый.
— Я умираю от голода и жажды, — сказала она и в упор посмотрела на Фредерика.
— Что это с ней? — спросил тот.
— Увы, я не ошибся, — так же тихо ответил Ксавьер Людовик и, обращаясь к даме, сказал:
— Сударыня, будьте любезны оставаться там, где Вы находитесь. Иначе, клянусь, Ваша очаровательная головка вылетит вот в это окно и сгорит в лучах восходящего солнца. Уверяю Вас, я умею рубить головы и рука у меня не дрогнет!
— Что Вы такое говорите? — возмутилась Абигайль, она больше не испытывала страха. — Кто Вы такой? По какому праву?..
— Сейчас я провожу этого молодого человека, потом вернусь и расскажу Вам все про ваши и мои права. Не вздумайте даже пытаться покинуть эту комнату!
Выйдя, он запер за собой дверь на ключ.
— Боже мой, граф! — воскликнул Фредерик. — Неужели она стала вампиром?!
— Увы, это так.
— Какой ужас! Что же теперь? Вы… убьете ее? Неужели ничего нельзя сделать?
— Даю Вам честное слово, что попытаюсь обратить ее вампиризм к ее же, а также и нашей пользе.
Они расстались у замковых ворот. Дальше было открытое пространство, и Ксавьер Людовик не мог проводить молодого человека — уже почти совсем рассвело. Он вернулся в комнату, где оставалась запертой растерянная и снова несколько испуганная Абигайль. Едва он вошел, она напустилась на него с негодованием:
— Что Вы себе позволяете, милостивый государь?! Сначала Вы убили моего бедного мужа, а теперь обращаетесь со мной, как с… как… Кто Вы такой, чтобы угрожать мне? Как Вы смеете?..
— Милостивая государыня, — Ксавьер Людовиг устало опустился в кресло, положив саблю в ножнах себе на колени. — Извольте прекратить истерику и выслушать меня со всей доступной Вам серьезностью. Вчера вечером в замке Кронверк имел место быть бал вампиров, куда Вы были приглашены в качестве десерта. Я пытался спасти Вас, но, увы! Действительно спасти мне удалось только этого юношу. Видимо, во время схватки Вы оказались укушены. Ваш обморок был долгим, и Вы очнулись вампиром. Вы готовы были погубить этого славного молодого человека…
— Что? — прошептала Абигайль. Она почувствовала слабость в ногах, колени ее подогнулись, дама едва сумела удержаться на ногах, чтобы не упасть на пол, и присела на край пыльной кровати. — Это шутка? Это жестоко!
— Да, сударыня, это жестоко. Но выслушайте меня. Я не предлагаю Вам смириться, я предлагаю…
— Да перестаньте же! — настоящие, непритворные слезы затуманили ее взгляд, она сжала кулачки и тут увидела на запястье своей левой руки темную точку, похожую на укол иголки, и идущую от нее длинную глубокую царапину, уже почти зажившую. Боли не было. Она поднесла руки к глазам — и слезы хлынули, горькие, настоящие слезы отчаяния и ужаса. Она попыталась посмотреть на сидящего перед ней человека, но ничего не увидела сквозь пелену слез.