Замороженный Мир
Шрифт:
В общем, для археологии это, безусловно, открытие: цивилизация в центральном Воресене, причём гранит такой, мощный, а глыбы основательные. Этакая, пусть возможно и небольшая, но основательная цивилизация.
А вот мои надежды, на что-то интересное в недрах пирамиды-зиккурата накрылись тысячелетиями.
Проф, тем временем, с радостными писками и визгами обегал развалины, что-то там мерял шагами, подпрыгивал и ликовал всячески. И, наконец, обратил внимание на мою не слишком восторженную физиономию.
— Гемин, а почему вы не радуетесь? — искренне огорчился он.
— Я умеренно радуюсь, —
— А-а-а, — улыбнулся проф. — Тайны, загадки, сокровища. Всё понимаю, молодость. Но, Гемин, хочу отметить, что сам факт существования этих развалин уже бесценен для науки! — воздел он перст. — А “тайны и сокровища”, — подмигнул он мне. — Возможно будут. Не утверждаю точно, но если аналогия с пирамидой верна, — забормотал он под нос, меряя шагами развалины. — Где-то вот тут, — аж подпрыгнул он, — внизу должен быть лабиринт, залы памяти. Возможно — погребальная зала. Верхняя часть носит прикладно-чародейский характер и использовалась жрецами и после погребения, — сообщил он мне довольно любопытный факт.
На этом мы, довольные, направились в лагерь, до которого от развалин было километров пять. И, по прямой, выходило примерно часа два.
И вот, уже в паре сотен метров от края джунглей, чую я пару человек в лесу. С оружием, соответственно — родственники. Вот паразиты, возмутился я, ускоряя шаг. Договаривались же, что один в лагере, другой на охоте…
И тут я увидел, что в джунглях не Сафосы. Суетливо шуршащий проф сзади замер, очевидно, поднимая руки, как и я.
— Почему вы наводите на нас оружие? — возмущённо спросил проф.
— Десять дней Готтия и Ант находятся в состоянии войны, — ухмыльнулся готтиец.
И да, на нас наводили карабины готтийцы, в военной форме, с мерзкими ухмылками. Ну писец какой-то, мысленно отметил я, прикидывая, врут сволочи насчёт войны, или нет.
Впрочем, нам-то пофиг, заключил мысленно я, прикидывая, что и как мне делать. Выходило неважно — я был усталый, а оберечь мне надо не только себя, но и профа, которого я толком и не вижу. Хотя, если проморозить пальцы, как с грабителем… Но их двое, прикидывал я, думая не прибить ли мне их с ходу.
— Вы нашли сокровища? — бросил готтиец.
— Это архе… там только развалины, — выдал проф, после вскинутого карабина целящегося в него.
Что меня напрягло, я уже думал “вымораживать”, но не черта не успел.
Поскольку со словами “давай”, пидарас, целящийся в меня, нажал спусковой крючок.
Всё что я успел, это шибануть эфиром по стволам, направляя их вниз — на два сразу воздействовать иначе не выходило никак. Раздались выстрелы, ногу обожгло болью, но я уже без “метаний” промораживал глаза, глазные нервы и далее в мозг паразитов. Они на это воздействие ответили помиранием. А я бегло взглянул на свою лапу — повезло, даже кость не задело, внутрення часть икры, отметил я.
Обернулся на профа… и чуть не заплакал. Очевидно, он с “даванием”, попробовал пригнуться. И… выстрел, максимум задевший бы ему бедро, попал в грудь. Судя по всему — в сердце. Дедушка лежал на боку, с обиженным выражением лица и стекленеющим взором изумлённых глаз.
— Как же так, проф? — искренне и вслух посетовал я, подходя к Виссу.
Прикрыл глаза мертвецу, заодно
Надо проверить, окончательно собрался я, отрезая от кителя дохлого готтийца тряпку и бинтуя икру. И, взяв на изготовку Росси, аккуратно стал приближаться к опушке.
И увиденное в прицел мне ни черта не понравилось, хотя вселяло некоторую надежду.
Итак, судя по всему, пидарасов заокеанских осталось трое. Один зорко всматривался в джунгли, держа карабин под рукой, но мудак: ни хрена не увидит, а я всё вижу. Ещё один, копошился и вскрывал ящики, да и хрен с ним.
А третий, хоть и взбесил, но вселял надежду. Итак, сверкая голой задницей, эта гнусь явно насиловала Асини, голое тело которой лежало посреди обрывков платья. Конечно, хорошего мало, но девчонка хотя бы жива, что не скажешь о профе и родственниках, куклами валяющихся рядом с открытым, каркасным мобилем, явно этих пидарасов.
Так, время терять не стоит, рассудил я, выбирая место с наиболее удобным упором, которое оказалось веткой. Три цели, отдача с упором в плечо — терпимая. Первый — “сторож”, двойка, живот-грудь, как раз отдача поведёт ствол вверх. Следующий — мародёр, спина его весьма удачно открыта, согнут над ящиком. И последний — насильник, самое неудобное положение. Поводил стволом, прикинул траектории, вдохнул и выдохнул, да и начал.
Наблюдатель получил пулю в пузо, согнулся и получил вторую в темя, но я переводил ствол на распрямляющегося мародёра. Две пули в лопатки уронили его в марадёрный ящик, так что, если и жив, то ненадолго. И поднимающемуся с Асини насильнику пуля прилетела в раззявленную в удивлении пасть, кинув на спину и сдёрнув с дамы.
Хм, вот сказал бы я, что охренительный снайпер, несколько погордился я, но остудил сам себя — не более ста метров, смешное расстояние. Ну и потрусил, прихрамывая, к лагерю. Мобиль пидарасов мелкий, по дороге оценивал я, больше четырёх не влезет, значит точно всё.
И подтопал ко всё так же лежащей Асини, с беспокойством заметив рядом кровь — из пасти насильника натечь не могло, он валялся вдали. А подбежав я выматерился: живот девицы был перемазан кровью, а слева над пахом была обильно кровоточащая узкая дырка, видимо от штыка, отметил я валяющийся неподалёку карабин насильника. И эта мразь её трахал, уже натурально скрежетнул я зубами, жалея, что не могу воскресить пидараса и вернуть ему мучения Асини с процентами.
— Гемин… — раздался слабый голос Асини. — Живой, хорошо. Профессор? — вопросительно уставилась она на меня.
— Мёртв, — сухо бросил я, на что Асини, до того с каменным лицом, сморщилась и заплакала.
Но меня это встряхнуло, я рванул в палатку, вытаскивая, к счастью, не разморадёренную аптечку.
— Они? — сквозь слёзы почти прошептала Асини.
— Все мертвы, — отрезал я, набирая шприц с морфием. — Сейчас полегчает, — вогнал я обезболивающее в безвольную руку.
— Не поможет, Гемин. Кишечник, похоже матка и почка. Так больно, Гемин, больно… И профессор… — бормотала Асини, дёрнув рукой, которую я схватил. — Прими нас господь… — прошептала сквозь слёзы бледная женщина.