Замполит
Шрифт:
– Скажите, - сочный бас гудит в помещении, - где вы находились во время аварии?
– Я был в хвосте самолета, - сипит мой сосед.
– Потом удар и меня выбросило к стенке... Дальше ничего не помню.
– Вы видели маршала Седелина?- спросил другой голос.
– Да, он сидел в первом классе.
– А общались с ним во время перелета?
– Нет, по-моему он был занят какими-то бумагами, ему было не до нас.
– Можно посмотреть его снимки?
– вдруг спросил сердитый голос.
– Да, пожалуйста.
– уже ответил голос профессора.
–
– Михаил Сергеевич, вы говорите был удар. А где слева или справа от самолета?
– кто-то спросил еще.
Зад моего полковника заходил ходуном.
– По-моему справа.
– Ну вот видите, я вам говорил, - торжественно произнес голос.
– Мы все выяснили?
– спросил сердитый голос.
– По-моему все. А кто там лежит?
Это кажется по мою душу.
– Да здесь тоже несчастный случай, человек выпал с окна высотного дома, - ответил Мухитдинов.
– А... Так почему, Михаил Сергеевича не положили в отдельную палату. Не порядок.
– Сделаем, - ответил профессор.
– Тогда пойдемте, товарищи. Больным нужно выздоравливать, а у нас тоже много дел.
Все выметаются. Последним выходит полковник. На прощание он обернулся и кривая улыбка прошла по его лицу.
Прошло минут пять.
– Ты прости меня, мужик, - сипит голос моего соседа, - мне приказали так сказать. Полковник этот, пока ты был в реанимации, обещал смешать с говном меня и мою семью, а у меня как- никак дочурка.
Рот заклеен, а то бы я ему сказал. Въезжает каталка, а с ней Люся и старшая сестра. Люся сразу идет ко мне.
– Не его, - рычит сестра, - вот этого.
Она тычет пальцем в соседа.
– Разве...
– Заткнись, не твоего ума дело.
Они переваливают тело моего соседа на каталку и увозят.
У меня опять сидит полковник.
– Так вот, гражданин Полторанин Иван Васильевич, что получилось. И это все результат вашего глупого упрямства.
– Может поиграли в эти игры, пора и возвращаться к действительности.
– Э... э... нет. Теперь-то мы не играем. Теперь вы будите под нашей опекой.
– Я чего-то не понимаю. Вкрутили мозги комиссии, можно и успокоиться.
– Дело-то еще больше осложнилось. Генерал, главный хирург Москвы, решил вас... то есть вашего соседа увезти в Москву. Дело-то у парня паршивое. Оба легких гниют и похоже ему конец, но они надеются на очистку легких и импортные препараты. Наш профессор все равно уже ни на что не надеется, говорит, что каждый час тянет того парня к смерти. Так что его похоронят с почестями под твоей фамилией, а тебе придется тянуть лямку Полторанина, обычного замполита на торговом флоте, если конечно, выздоровеешь. Специальности у вас конечно не одинаковые, но с должностью замполита справиться любой придурок, у которого даже мозгов нет, а уж с таким образованием как у тебя, все быстро схватишь. Только у нашего замполита еще бзик был, любил вот прыгать...
– Бред какой-то. У этого, Иван Васильевича, жена, дочка. У меня тоже жена.
– Чего вы волнуетесь? Ваша бывшая жена с облегчением похоронит вас такого изуродованного,
– А друзья, товарищи, того Полторанина?
– Все будет в порядке. Рожу вам сделают новую, все же знают, что она разбита, поэтому примут вас нормально, а то что никого не знаете... исправимо, мы сообщим, что от удара временно потеряли память и все будет как надо.
– Скажите, зачем это надо? На кой черт, замена одной лжи на другую?
– Попозже узнаете, гражданин Полторанин.
Мне кажется, я схожу с ума. Мухитдинов еще что-то пытается сказать, но почувствовав, что я в шоке, махнув рукой, уходит.
Передо мной сидит на табуретке Люся.
– Как же так, дяденька? Прибыли одним, а вам фамилию поменяли.
– Лучше помалкивай. Я сам ничего не понимаю.
– А тот больной, который с вашей фамилией, умер.
– Как умер?
– Сегодня ночью и умер. Его хотели сегодня же на самолете в Москву отправить, а теперь вот похоронят здесь, с почестями говорят. Наш главный врач говорил, из Москвы много важных людей будет.
– Люсенька, только прошу, не проговорись кому-либо о том что знаешь, иначе... иначе тебе и твоим родителям будет плохо.
Люся молчит, раскачиваясь на табурете, потом заявляет.
– У меня нет родителей. Померли. Вот я и зарабатываю санитаркой в больнице.
– Все равно молчи, а то и твоих знакомых затронут.
– Как же вы теперь?
– Так. Если жить буду, буду работать.
– С другой фамилией?
– Даже с другой семьей.
На следующий день Люся взволнованная врывается в палату.
– К вам жена и дочка, то есть того жена и дочка, - уже шепотом добавляет она.
Первым в дверь проходит толстый, потный доктор, за ним симпатичная женщина и девочка пяти лет.
– Ну вот, Елена Ивановна, ваш муж. Идет на поправку. Как себя чувствуете, Иван Васильевич?
– уже обращается он ко мне.
– Нормально, - мычу я сквозь бинты.
– Ванечка, господи, как я вся испереживалась.
Она с ужасом разглядывает меня, всего перевязанного, загипсованного и даже без лица, а с маской из бинтов. Слезы бегут по ее милому личику.
– Ребенка испугаешь, не реви. Все будет в порядке.
Дочке не до меня, она с удовольствием качает противовес к моей ноге.
– Катенька, не надо папе больно. Иди лучше сюда.
– Сейчас, - говорит девочка и толкает другую гирю.
– Пусть играет. Расскажи как живешь, какие новости?
– Ой, тебе привет от Комаровых, Сопиных, а Маслюков сказал, что скоро приедет навестить. В общем привет от всех.
– А ты-то как?
– У меня все нормально. Как приехала сюда из Ростова, друзья сразу же помогли устроиться на работу в проектную часть. Твою зарплату из пароходства передают по почте. Так что ты за меня не беспокойся. Катенька, пока я работаю, при детсаде, а маму я вызвала домой в Ростов, - она испуганно взглянула на мои бинты.
– Я маму вызвала, чтобы квартиру охраняла.