Замполит

Кукаркин Евгений

– Вам сегодня есть нельзя.

– Разве последний раз поесть тощего картофельного пюре нельзя, неужели это отразиться на моей роже?

– Не знаю. У вас дома есть фотография, с вашим лицом? Интересно было бы сравнить, что сейчас сделают с тем, что было.

– Зачем это тебе?

– Хочу тоже научиться переделывать лица. Наверно это здорово. Приходит к тебе урод, нос длинный, подбородок на бок, а ты его раз... и сделала красавцем.

– Иванушкой дурачком...

– Нет, не обязательно.

Красивые люди, всегда красивые.

– Учись. Будешь действительно тогда всех уродов переделывать.

– Легко сказать. Меня собираются увольнять. Надо куда-то на новое место устраиваться или уезжать от сюда совсем. Живу-то я в общежитии, если выгонят, то и от туда выгонят.

– Положение твое жуткое. Неужели эта жирная свинья накапала?

– Он расплакался дежурной сестре, а та меня недолюбливает, сразу утром поскакала к главному врачу.

– Придется провести с ним политбеседу, хотя я никогда в жизни этого не делал.

– Не надо, дядечка, нашу больницу, из-за этого жулика, по первому разряду стали снабжать продовольствием и медикаментами. Кто захочет лишиться этого?

– Поборемся, Люська. А вдруг победим.

– Ладно, поборемся, дядечка.

Лежу один и вдруг дверь распахивается и появляется профессор.

– Как дела, молодой человек?

Он быстро садится на табуретку и начинает бегло ощупывать мое тело.

– Вы все время меня избегаете, профессор, после того случая, когда поменяли фамилию.

– Нет, нет. Я просто очень занят. Я хотел зайти к вам и поговорить по душам, но все никак. То у вас народ, то у меня операции.

– А где сейчас мой сосед?

– В вестибюле, к нему там делегация пришла, похоже это надолго.

– Что же вы со мной сделали профессор? Я не по поводу здоровья, а по поводу перемены в жизни.

Он тарабанит пальцами по одеялу.

– Я был против этого, но меня убедили, что ради высшей политики и интересов страны, можно пожертвовать одним человеком.

– Это же изуверство.

– Я все время мучаюсь, вспоминая вас. Знаю, что действовал неправильно, но страх... понимаете ли страх. Эти же сотрут в порошок, если не сделаю, как они требуют.

– А я был хорошим теоретиком в космических вопросах. Разрабатывал тысячи идей и теперь...

– Не стоните. Еще не известно, как все обернется. Может и работать не сможете, а может и вернетесь в прежнее естество.

– Неужто так плохо с здоровьем?

– Вы везунчик. Вас ударило о стенку и ни одного смещения позвонка. Если бы шлепнулись под углом, я не мог бы прогнозировать, что бы было. А то что произошло, сохранило нервную систему и возможно весь двигательный аппарат. А насчет работы, это как посмотрит медицинская комиссия. Я свое дело сделаю, поставлю вас на ноги. Единственное, что обещаю в дальнейшем ,

это ломоту в костях, когда наблюдается приближение непогоды.

– Так как же мне жить дальше?

– Не знаю. Того, под вашей фамилией, похоронили с почестями. Маршала Седелина похоронили в кремлевской стене, а вам надо жить. Жить хотя бы для того, что бы помогать другим, у которых психика ослаблена. Знаю, вы тоже в стрессе, новая незнакомая семья, новые друзья, новые обязанности, но привыкнете и найдете свое место в обществе.

– Вы мне прочли лекцию, как заправский замполит.

– Мы тоже духовные лечители, и тоже заинтересованы, чтобы больные были здоровыми.

– У вас есть санитарка, Люся, не выгоняйте ее. Этот подонок, мой сосед пытался ее опозорить, но она отстояла себя и теперь ее пытаются уволить.

Профессор прекратил тарабанить пальцами.

– Она вам сказала?

– Нет, мой сосед. Уступите мне профессор. Может и здесь у вас тоже в дальнейшем будет не чиста совесть, когда будете вспоминать о ней. Испачкали совесть в большом, то есть на мне, так не пачкайте в малом.

– Однако вы бываете и безжалостны.

– Сами сказали, надо жить, чтобы помогать другим.

– Хорошо. Мы ее не выгоним. Cкоро сделаем вам лицо, начнем массаж и лечебную физкультуру. Пора, молодой человек, пора вставать на ноги.

– А ничего...

Врач отошел в сторону, разглядывая меня.

– Опухоль сойдет и будет великолепно, - он разгладил пальцем кожу у носа.
– Мой совет. Обязательно постригитесь как Эльвин Пресли и тогда будете неотразимы.

Он протягивает мне зеркало. Там незнакомое лицо, чуть распухшее справа и слева вокруг носа.

– Ну как?
– нетерпелив врач.

– Мне к нему надо еще привыкнуть.

– Конечно, но сделано хорошо, - уже хвалит он сам себя.
– Я старался подогнать ваше лицо к фотокарточке.

– К какой фотокарточке?

– Да здесь военный у меня был, по звездочкам, звание полковник, на татарина похожий, вот он мне ее и дал. Сказал, что надо хоть в общих чертах, чтобы был похож. Я и постарался.

Я застонал.

– Да вы не расстраивайтесь. Конечно не очень похожи, но все же... Опухоль пройдет и будете красавцем.

Меня отвозят в палату и тут же врывается Люська.

– Вот вы какой.

– Это не мое лицо.

– Я знаю. Я думала, а вдруг... Но вышло очень хорошо.

Появился торгаш.

– Вот это рожа. Ну, приятель, я бы за это дело тяпнул. Оказывается у нас тоже умеют делать. Думал за бугром только это дело налажено. Значит и мне можно лицо переделать?

– Проворуетесь еще раз, вот тогда и сделаете, что бы смыться от правосудия, - шипит Люська.

– Заткнись, глиста.

– Сам свинья.