Замтийсские сказания. Начало
Шрифт:
Причудливое существо, походившее и на девочку и на мальчика одновременно, с вишневыми глазами, бежевой кожей, молочными волосами, сизыми клыками, зеленными когтями, оловянными губами, что-то прикрикнуло обидчикам, а затем с грозностью на лице спрыгнуло на землю и принялось издавать зловещие звуки, коими живо рассеивать зевак принялось, пытающихся же забежать в дома, особенно прытко и шустро начало обращать в крошки и песчинки. Понасобирав охапку приглянувшихся тому вещиц, да шустренько с вихрем напялив те на себя, чудик двинулся на запах, прямиком в золотистый домишко, где как раз готовил один мальчик, тот проживал с дедом, кой несколько дней назад скончался, потому грустил и размышлял над тем, как теперь жить дальше, да и чем собственно заниматься, если тот рыбак, а ему это ремесло вовсе не ко нраву. В лиловых штанах, кремовых носках, рыжих ботинках, голубой майке, таинственное создание уверенно двигалось по окровавленной тропинке к местечку, где кто-то бормотал, сопел и даже чихал, но приятный голос незнакомца его весьма утешил, заодно и порадовал, а так же даже невзначай очаровал.
Эззу Егшъ поваривал густую уху и почитывал сборник редких ремесел, теперь тот вынужден чем-то себя занимать, да помогать остальным, коих взаправду уже не осталось, ведь дед его так же оберегал других жителей, но к его разочарованию примерить на свои предпочтения что-то путного не мог, многого не умел попросту, а к всенаучениям не был благосклонен.
Распахнув дверь, Зувва наведалась в дом, увидев незнакомца, та не смутилась, но испытала сложные ощущения, таких еще не было у Хурна, не смотря на то, что он пытался отмахнуть от себя странные чувства, та все же пренебрегла привычками и доверилась неким усладам, подошла к столу, и усевшись за тем, начала что-то требовать, мальчик даже не услышал что нечто извергло подобие слов, ведь был шокирован данным визитом.
Эззу не понимал ни слова, он с рождения был глухим, лишь смотрел на страшного подростка ли и удивлялся его облику, этим деревянным бровям, минеральным ушам, каменным скулам, он был и напуган, и покорен этими странностями, но все же держался за не комфортность, та его и оберегла от неких витиеватых чар присутствия незнакомца или незнакомки. Тот скоренько налил порцию ухи, чтобы запастись временем и попытаться уяснить что происходит, да и что за чудо к нему наведалось, а главное для чего, тут же отломил только что испеченной пшеничной булки, живо отдал съестное болтливому чудику, чей голос напоминал треск в не хилой пещере, но то его не напрягало, лишь сияние паранормальной тени существа, внутри коих что-то булькало, попросту поставив угощение возле заостренных пальцев чужака, сам же сел рядом и тревожно принялся наблюдать за действиями странницы ли.
Гость охотно набросился на пищу, словно тот не ел лет 10, эту трапезу существо расценило как жертвенный дар, на что тотчас взяло мальчика к себе в покровители, дико, но верно, не смотря на то, что тому это не к нужде подвернулось.
Не прошло и 10 минут, как Зувва доела и стала играть с мальчиком, но слишком тому двусмысленно, калечила его, и тут же раны залатывала своим эхом, Эззу даже расплакался, а там и решил убежать, но незнакомец его не выпустил, а вечером пожалел, хозяин жилища отравил его грибным салатом с одной специей, которая лишила чудика возможности двигаться. С трудом, но все таки Егшъ убежал из лачуги прочь, в то время, как Хурн лежал на полу и хохотал, его чувства гремели на весь домишко, сердце выло, а суть ухала. Незнакомец выждал пару часов, а после направился за тем, кого собирался похитить, и вскоре, то по следам, отыскал мальчика спящим у свечного столба, разбудил его и тотчас забрал в измышленный край "Лихих причитаний", перенес туда он его враждебными рифмами, а после того отправился сам, чтобы проучить и заставить миловидное дитя подчиняться, а не хорохориться. Трое отправились во владения Зуввы Хурна, туда, где гнилая река безутешной трагедии извергает печали загнанных сюда всяких душ и сутей, туда, где растут два удаленных берега, и то за счет прибытия числа всяких путников, полученных туш, помноженных участей, порабощенных страхов. Это крайняя дальность потусторонних гущ изнанки реальности, ее нашел чудик еще в детстве, а ему уже за век, охотно прячется тут до сих пор от проблемных ошибок, ершистых страстей и истертых горестей, здесь нет спокойствия, многие угасают от мук, время в край не попадает, всякое бремя жестоко, судьба не находит сих мест, тут идеалы пусты, смерть изворотлива, бытность враждебна, возможности скрыты, а зверства смелы, свежи и невинны.
Сказание 2 Коврик с заядлым намерением!
Не особо смышленая, но чрезвычайно спешливая Фегиза, в былом уникальная на достижения колдунья, не выносила грязи, кто ей только не прислуживал, и древесный великан, тот храпел за стеной слишком сильно, и теперь где-то парит, витает в несовершенных краях, и водяные тролли, их прогнала из-за того, что от них много запаха постороннего было, даже земляная русалка, ее едва задушила, чуть не растерзала дамочку за то, что к земле относилась враждебно, теперь вынуждена мириться с запущениями, в лачуге ее некому наводить чистоту, то ее всячески изводит. Массу лет Фегиза Лакун прозябала в не скромной нужде по хилому хозяйству, местечко так и отдавало всем необычным, по ночам все хрустело снаружи избы, утром завывали где-то поблизости травяные гаргульи, та пыталась при помощи чар вызывать существо "Уютов", тварь "Чистоты", чудище "Идеальностей", но сюда стремиться те не отчаивались, потому та разочаровалась в мистериях окончательно, да и решив подобрать помощницу, отправилась в даль, туда, где сумеет отыскать работящую уборщицу, но дойти та сумела лишь до почтового ящика, кой был переполнен одним и тем же сообщением, а рядом с тем полеживал ковришко, да уж, приятностью это не назовешь, изделие пыльное и замызганное, кое получила внезапно в наследство, причем от неестественной и едва ли не вымышленной родни, да раскашлявшись у ворот, Фегиза громко и с причитанием вздохнула, отшвырнула коврик к двери, да двинулась к пожитной укромии, неуместный подарок ее только расстроил, к тому же в письме какая-то кроха написала чушный и неразборчивый стишок, наверное оттого каракули разбирать не захотела.
До "Крылатой" равнины дамочка добиралась и вплавь, на ревущем шкафу, и по воздуху, ту довез вельможа "Досад" на своре миниатюрных механических драконах, то из-за того что паранормалии края разъярились на путницу, коя к ним проявила враждебность, а пока та отсутствовала коврик изверг подругу дамочки, та пряталась внутри, предстал разбойником, и те вместе проникли в домишко, где стали хозяйничать, до самого приезда милочек.
Вернувшись, Фегиза с Парелл у дома услышали споры, о том, как делить наследство, то, что не продал предпоследний престарелый слепой сквалыга, а именно хламный особняк, растениевидные бассейн с нектаровым чудовищем и галантерею свирепых стереговых шарфов, оттого дамочка выбила дверь новой метлой, кою ту заставила приобрести новая помощница, и тотчас зашла с бойкой разгневанностью внутрь, где тут же распластала разбойника, он ведь с грозностью в нее запустил горшком с любимым шальным нарциссом, за коим та ухаживала несколько кварталов, тот был возмущен что неожиданно и диковато перепугала их, а следом накинулась на его спутницу.
Пробравшись внутрь, помощница не пришла в восторг от хлопот, да и лишь одной комнаты наверху ей было вдоволь, пока та в панике от грязи и пыли бродила по лачуге, не придавая значения разборкам на кухне, где дамочка ворчала о том, что ее обожаемое какао выпили незваные гости, и ругала всячески ту, кто одолжила пару платьев и так их не вернула, да тотчас принявшись отнимать единственное, упала от невероятного, подруга накормила ту хвореными монетами, ловко и своевременно бросив их ей в рот, хлопала ежемгновенно каждой дверью, так в чулане, погребе, на чердаке, в комнате, в ванной, на кухне, на веранде, и поражалась массе дома.
Гигамм утопила обоих в местной речушке "Обид", и стала мучить помощницу, готовясь получить то, что обещано ей в случае если не станет Фегизы, та усердно муссировала фантазии по улучшению собственной жизни, ведь сама то прозябала у цветочника, ее лачугу разрушил ураган еще в том году, а поскольку в ее краю все дорогостоящее, то прибегла к крайностям, кстати этот разбойник сын того цветочника, коему приглянулась, вместе к интригам и наведались, едва цветочник остыл в насыпи роз, и на протяжении 4 дней ликовала от счастья, пока 5 вечером не услышала визг снаружи, голос был Фегизы, по правде выдать ее пожалели песчаные музы, они не позволили телу отказаться от души, ведь оно само решает когда от той отказаться, а когда заступиться за свою путеводную, так и вышло, телеще Фегизы решило дальше жить, она наведалась в дом и обратила подругу в чугунок, тот целый час роняла, стучала им обо все подряд, кричала на него, а после, то проголодавшись, принялась в нем тушить баклажаны и томаты с консервами из крыльев перепелок, вперемешку с сельдереем, так обычно и трапезничала, первые три ингредиента росли около дома, а консервами собственного приготовления весь чердак забит, те перепелки из других слоев так и выпрыгивают раз в неделю, наводнили собой эту глушь.
Горничная служила верностью дамочке несколько недель, после чего от неладного слегла, а там и тело той приняло чужую душу, то случилось рано утром, пока ведьма наверху читала книгу, кажется о трех духах божества и магическом ящере, тем же мигом Гигамм поднялась и расправилась с ее обидчицей, а тело той вновь вышвырнула в реку, песчаных муз же на сей раз перетравила, ведь те и ей помогли, но лишь из-за избытка проницательности духа, так узнала о их участии, правда теперь они то проделали иначе, ее тело уже не возжелало принимать предательскую и запущенную подлую душу,им пришлось хлопотать об услуге перед чужим телом, то конечно же снаружи лачуги, и у них то получилось.
Гигамм была в ярости, теперь та не получит ничего, к тому же в новом теле ей крайне не комфортно, оно слишком мясисто и неповоротливо, новый облик ее вовсе не радовал, теперь ей оставалось лишь прозябать тут, что она собственно и вытворила напоследок, перед тем как некий ураган настиг ее жизнь и тут, но теперь уже окончательно и в последний раз, ныне та погребена под обломками лачуги и месива консервированных крылышек перепелок.
Сказание 3 Гиблая зависть.