Замурованная царица
Шрифт:
— Адирома! — воскликнула в свою очередь последняя в величайшем изумлении.
Девушка под покрывалом вздрогнула при этих восклицаниях и остановилась.
— Кто с тобой, добрая Херсе? — спросил Адирома, глядя на девушку.
Последняя несколько приподняла покрывало с лица, и на изумленного египтянина глянуло прелестное личико с золотистыми волосами Ганимеда.
— О Горус! — еще с большим изумлением воскликнул египтянин. — Богоравная Лаодика, дочь божественной Гекубы и Приама!
Но в третий раз прозвучала медная труба кормчего, и надо было торопиться на корабль. Молодой египтянин с золотой цепью на шее жестом
— Кто эта белая девушка? — спросил у Адиромы Пилока, тоже спеша на корабль.
— О, друг Пилока! — грустно отвечал Адирома. — Какая превратность судьбы. Это младшая дочь троянского царя Приама — да будет чтима его память вовеки! Но как юная царевна попала в Египет вместе со своей няней-рабыней — я, видят боги, не постигаю… Я помню только тот ужасный час, когда по Трое разнеслась весть, что из деревянного коня, из его утробы, неожиданно вышли данаи — Одиссей, Менелай, Неоптолем, сын Ахилла…
— Из какого деревянного коня? — спросили и жрец, и Инини.
— Да вы ничего не знаете, — спохватился Адирома, — десять лет данаи напрасно осаждали Трою; много храбрых мужей пало с той и с другой стороны — Патрокл, Гектор, Ахилл; напоследок коварные данаи, по совету хитроумного Одиссея, царя Итаки, соорудили огромного деревянного коня и в утробу его пустую, с потайной дверью, посадили несколько сот своих храбрейших витязей и, оставив коня у ворот Трои, сами сожгли свой стан, показывая вид, что совсем снимают осаду, и отплыли от Трои, чтобы поблизости укрыться со своими кораблями. Тогда троянцы, видя деревянного коня, оставленного врагами, и думая, что это — жертва богам, имели неосторожность ввести это чудовище в стены города…
— Боги их ослепили, — заметил жрец, — боги их безумны, как и они сами.
— Что же было дальше? — спросил ливиец Инини.
— Так когда ввели в город этого деревянного коня, — продолжал Адирома, — то, едва настала ночь, спрятанные в утробе коня данаи тотчас вышли из своей засады, и тогда началось ужаснейшее дело: Троя запылала со всех концов; данаи нападали на обезумевших от неожиданности и страха троянцев, беспощадно убивали их, а сокровища их и женщин выносили за город, куда уже подоспели с кораблями и другие, скрывавшиеся поблизости, их союзники. Это была страшная ночь! Пламя пожара освещало соседние горы и море; кровь в городе лилась потоками; стоны и вопли доходили до самого неба… Кто мог спастись — убегали в другие ворота, обращенные к горам… Я видел, как на моих глазах один за другим падали доблестные защитники Трои. Везде, при зареве пожара, сверкали медные шлемы, копья и щиты сражавшихся. Я видел, как погибли все шестьдесят сынов Приама и все мужья его дочерей-царевен.
Корабль между тем отчалил от берега. Северный ветерок надувал парус, и «Восход в Мемфисе» тихо шел вверх, словно гигантская птица, рассекая грудью мутные воды Нила. Высившиеся вправо на горизонте пирамиды, медленно двигались на север.
— А это его же дочь? — спросил Пилока, указывая на Лаодику. — Царевна?
Лаодика сидела на палубном возвышении у ног молодого египтянина с золотой цепью на шее. Над ними рабы держали опахала в виде зонтиков, для защиты от солнца. Негритянка Херсе заботливо навевала прохладу своим опахалом на юную царевну.
— Царевна
— А что сталось со стариком Приамом? — спросил жрец.
— Не ведаю, святой отец, — отвечал Адирома, — я видел только, как увлекали в плен его двух дочерей, Кассандру-прорицательницу…
— Прорицательницу? — перебил его Имери.
— Да, святой отец, она имела дар пифии — она прорекала гибель Трои из-за Елены.
— А кто была эта Елена? — спросили Пилока и Инини.
— Елена была жена могущественного царя Менелая, красавица; но ее пленил один из сыновей Приама — Парис, и она убежала с ним от мужа в Трою. Так вот, из-за нее-то и возгорелась война между данаями и троянцами.
— О, красота женская! — вздохнул старый жрец. — Сколько в ней есть пагубного.
— Что ж, отец святой, — возразил Пилока, — красота — создание богов; вечные боги знали, для чего сотворили красоту: без красоты род бы человеческий прекратился, и некому было бы молиться и приносить жертвы богам… Красота великий дар земли бога Аммона-Ра и богини Сохет.
Жрец грустно покачал головой; он вспомнил, что и в его жизни красота женщины играла роковую роль…
— Так Елену отняли у троянцев? — спросил Инини.
— Отняли; я видел, как ее уносили из пылавшей Трои вместе с царевной Лаодикой.
— Вот этой самой?
— Да, — Боги! Как она прекрасна! — тихо проговорил Пилока. — Но как она попала сюда и кто этот молодой богатый египтянин? Вероятно, он купил ее где-нибудь.
— Не знаю, — отвечал Адирома.
— А кто эта старая негритянка, с которой ты говорил и которая, по-видимому, знает тебя? — спросил снова Пилока. — Она назвала тебя по имени.
— Это рабыня царя Приама и воспитательница Лаодики: она ходила за маленькой царевной с колыбели. Херсе — так зовут негритянку — наша, египтянка, из племени Куш, и была взята в плен финикийцами лет тридцать тому назад и продана в Трою. Там она взята была ко двору царя Приама, где и я с нею познакомился, будучи рабом в этом же царском доме. Херсе научила говорить по-египетски и свою питомицу-царевну, а теперь это очень пригодится царевне, раз она попала в Египет, — сказал Адирома.
Молодой богатый египтянин, со своей стороны, по-видимому, расспрашивал черную рабыню, кто этот Адирома, который заговорил с нею, потому что и египтянин, и Херсе часто поглядывали на него и на его собеседников.
Наконец, молодой египтянин встал и направился в сторону последних. Подойдя к ним, он сказал всем обычное ходячее приветствие и обратился к Адироме.
— Боги да даруют тебе здоровье и счастье, благородный Адирома! — сказал он. — Моя рабыня говорит, что она была в чужих странах вместе с тобою, и что ты взят был в плен при Просописе в морской битве?
— Она сказала правду, — отвечал Адирома.
— А на каком корабле ты сражался? — снова спросил египтянин.
— На корабле «Ибис», — был ответ.
— О боги! — воскликнул молодой египтянин. — Значит, ты знал моего отца.
— А кто твой отец? — спросил Адирома.
— Он был начальником корабля «Ибис» в морской битве при Просописе: имя моего отца — Аамес.
— Я знал благородного Аамеса, — сказал Адирома, — он был моим начальником.
— Но «Ибис» был потоплен финикиянами?
— Да, это было ужасное наказание, посланное нам немилосердным богом Сетом, грозным сыном Озириса.